Страсти вокруг "ШС" Внимание ,содержит спойлеры!!! читать дальше 1. Наблюдая вакханалию на ЗФ, пришел к выводу, что в ближайшее время - по крайней мере до тех пор пока компот не выдохнется - принимать участие не буду. Удивительно (и возмутительно) безумие, даже не оправдывающее, но поощряющее убийство беременной женщины, отвратительны личности ,которые сейчас торжествуют, поскольку "они то оказались правы" Противно (с)
2. Мне бы очень хотелось поговорить о более приятных для меня вещах, например о пролившихся бальзамом на мою душу расследованиях Арлетты Савиньяк в духе лучших образцов классического "старого доброго" детектива -от Конан Дойля и Честертона, до Кристи и Сименона, а также о многом другом, что я и намерен сделать - но в нормальной обстановке.
3. Но сначала все-таки приддется написать о Катари. Собственно планирую написать пост из трех частей 1 часть - о ружье, которое оглушительно выстрелило, но которое пока никто не заметил -об альтернативной роли Катари во всех происходивших событиях всех книг!!!!.
2 часть - разбор проблемных и сложных мест, которые на мой взгляд присутствуют при таком взгляде на события.
и 3. часть о собственно "конфликте, повлекшем известные последствия" и почему мне не нравится произошедшее.
Таков план, не знаю сколько уйдет у меня времени, ваять я это буду для Родента, ну и для всех кому будет интересно.
Но хочу приддупредить сразу -как говорил Карандышев (фамилию которого привычно переврал небезызвестный Уленшпигель) и "кроткого человека можно довести до бешенства", а я не кроткий и почти доведенный - поэтому _на своей территории_ при малейших признаках бреда, на ЗФ творимого (куда бы не раскачивался маятник) а также всех непрошенных гостей я буду просто просить удалится в густую высокую рожь. Людям которые способны ценить чужое мнение и не впадать в людоедство я по-прежнему, как и всегда, рад.
Кто о чем, а я о старом Пока я развлекала гостя и мучила подспудно своими сомнениями о развитии событий в Этерне (и это человека, который ничего не знает о Вере Камше, ее книгах, ну, кроме моего вольного пересказа основных событий) хотя буду более правдивой, об участи Ричарда Окделла.
бред для спасения свободного времениВольно или невольно мои мысли возвращались к странностям трансформации героев, о постепенном переходе освещения событий с одной стороны, что, с моей точки, ухудшило книгу, придало ей оттенок пропаганды, где хорошие парни всегда делают хорошие поступки, если даже и делают плохие, то это для блага. А все плохие парни - дураки, идиоты и поступки их соответствующие… Не куртуазно как-то, не находите?
Если бы я могла плюнуть на все свои бестолковые переживания, я бы плюнула. Но у меня не получается, вселенная засела глубоко в душе, а выдумки автора в новых книгах, я искренне считаю надуманными, или желанием не очень удачно переписать истинную историю. Всего бы ничего. Считай себе и считай. Кто мешает? Пока ты, конечно, не лезешь с советами, как закончить автору им же выдуманную книгу. Но у меня же не как у людей, я начинаю делать клип (чтобы пар выпустить), причем нахожу такую музыку, что самой страшно, а потом несколько дней грызу кактус, который сама же и вырастила. Мазохизм одним словом.
И я решила посмотреть на Отблески Этерны с точки зрения советов Тристана. Не знаю, помогло это или нет. Судите сами.
В книге восхваляется обычная б… шлюха. И «хорошая» она и пригожая и муж у нее «хороший», такой хороший, что старается подложить свою супругу под первого же высокопоставленного мужика. Нормально? Где моральные принципы, я вас спрашиваю.
Пошли дальше. Герой времени (любимый лично мной мужчина, да, я таких люблю. Я даже своего дракошу Росио назвала, сказала ему, что когда он подрастет, получит имя Рокэ) - бабник, забияка, самодур. Может убить молодого 17-летнего пацана только потому, что он ему, видите ли, не нравится. Подставить другого юного дурня, своего же подчиненного… Это я о Феншо. Про жертвы войны я говорить не буду. Это нечестно как-то. Война есть война. И про дуэли не буду. Моральные принципы присутствуют, но своеобразные. Четко делит людей на своих и чужих. И не дай вам Создатель попасть во второй лагерь.
Роберт, представляется эдаким спасителем Олларии, святой одним словом, но как-то очень быстро забылось, что недавно он подначивал врагов родной страны, убил ни в чем не повинных гоганов, и мальчика 14 лет, кажется. Он предал друга, который ему больше всего доверял. И этот типчик (Эпинэ) смеет осуждать Ричарда, смеет припомнить ему не только смерть королевы (тут можно его понять), но и «отравление» Рокэ, которое, он точно знает! Ричард долго переживал и считал себя за это виновным. Так и хотелось тогда воскликнуть «А судьи кто?».
По спойлеру. Г-жа Савиньяк, а не учили ли тебя вас, что говорить о мертвых можно либо хорошо, либо ничего. Знала ли ты так хорошо Мирабеллу Окделл, чтобы сметь! называть ее воровкой, при этом обучившую всю свою семью обкрадывать Алву? Я прифигела, если честно, от таких умозаключений. Где там в книге написано, что Окделл бегал на рынок и продавал золотые кубки? Ну, занял он его дом. Не стОяло, конечно, но это не такое уж смертельное преступление, чтобы падать в обморок от этого и считать это жутким проступком. Право победителей. Дом под присмотром зато был.
Можно продолжать и продолжать в таком духе. Песня нескончаемая.
Так что, мон шеры, это книга перевертыш. Любого святого можно облить грязью, а потомки не сразу разберутся кто есть кто, если, конечно, захотят разбираться. Вывод: не буду я делать клип , не буду, убедила. В чем разница между автором и богом? Бог никогда не думает, что он автор бестселлера.
Вот у кого то стырила) ЕСЛИ БЫ ГЕРОИ "ОТБЛЕСКОВ ЭТЕРНЫ" ВЕЛИ СЕТЕВЫЕ ДНЕВНИКИ...
читать дальшеВалентин Придд Пишет часто, но исключительно под замком. Крайне изредка выкладывает в открытом доступе какие-то сведения из истории Золотых земель, но всегда по чьей-либо просьбе. Четверо ПЧ, двое из них - Штанцлер и Сильвестр, что наводит на мысли. Огромное избранное. В основном комментит, особенно Окделла. В цитатник заносит, как правило, посты Сильвестра и Штанцлера, а также избранные записи из сообщества "Придда", хозяином которого стал недавно. В альбоме - фотокопии гальтарских картин. Участник сообществ «Лаик_398», «Великая Талигойя». Юзерпики: Один с фамильным гербом.
Ричард Окделл Ведет дневник периодами. То пропадает на неделю, то выдает по две-три записи в день. Закрытые записи появляются достаточно регулярно. Посты о перипетиях собственной жизни перемежаются одной, но неоднократно обновляемой записью: «Эр Рокэ – плохой или хороший?» Так же постит геральдические сведения о Доме Скал до девятого колена, приводит подвиги Окделлов. В день рождения и смерти Алана и Эгмонта постит их портреты, очень обижается, если нет сочувственных комментов. Всюду защищает Катари. Как правило, первый коммент в любой записи от Валентина Придда, второй от Рокэ Алвы. Несмотря на малую информативность постов, - неожиданно много ПЧ. В избранном дневники Рокэ Алвы, Катарины Ариго, Августа Штанцлера, Эмиля Савиньяка, Робера Эпинэ, Альдо Ракана и нескольких однокашников по Лаик. Фактически является хозяином полудохлого сообщества «Надор», но на деле там заправляют Мирабелла Окделл и Эйвон Ларак, которым Ричард безропотно отдал пароль. Участник сообществ «Лаик_398», «Великая Талигойя». В цитатнике - посты Штанцлера. В альбоме - фотографии Катари и портреты святого Алана и Эгмонта. Два юзерпика: Один с фамильным гербом, второй с обескураженным поросенком.
Робер Эпинэ Пишет достаточно регулярно, как правило зарисовки о жизни Агариса, также подробные посты о лошадях и жизни Его Крысейшества. Автор ряда неплохих зарисовок о жизни кагетских казаронов и гоганских обычаях. Под настроение разражается длинными постами о несчастной любви. Комментит редко, но метко. Пишет подзамочные записи с основной темой: "Мне кажется, что Альдо делает глупости"... В избранном - Альдо, Матильда, Мэллит и Ричард, с некоторых пор добавился Алва. ПЧей мало. в основном все те же вышеперечисленные. Участник сообществ: "Великая Талигойя". С недавних пор возглавляет сообщество "Эпинэ". В цитатнике - записи Матильды и Мэллит, и еще некоторые посты Алвы. В альбоме - изображения лошадей фотки Клемента и фоторепортаж с Саграннского вояжа. Юзерпики: Собственная фотография, голова рыжего мориска и фамильный герб. Последний в основном для постов в "Великая Талигойя".
Рокэ Алва Пишет редко и чаще всего под замком. Иногда вывешивает посты на кэнналийском и тексты песен с аккордами. В открытых постах устраивает подробные разборы огнестрельного и холодного оружия, но в основном прохаживается по поводу Людей Чести, те реагируют возмущенными смайлами. Периодически постит древние гальтарские мифы, «иногда выдавая за них бакранские обычаи». В особо дурном расположении духа берет наугад какой-нибудь пост Ричарда и разносит по кочкам все, начиная со стилистики. Много и охотно комментит всех кого ни попадя. Огромное количество ПЧ, в основном женщины. В избранном дневники Фердинанда Оллара, Сильвестра, братьев Савиньяк, Фок Варзов. Хозяин сообществ "Кэнналоа" и "Армия Талига" (последнее совместно с Эмилем Савиньяком, Фок Варзов и Ноймаринненом). Участник сообщества "Ноха" и "Лучшие Люди" В цитатнике посты Сильвестра и из сообщества "Лучшие Люди". В альбоме фотокопии гальтарских картин работы Диамни Коро, неплохая коллекция изображений оружия и лошадей. Два юзерпика: На одном летящий ворон и возникающая надпись «против ветра», на другом эфес шпаги, этот используется в основном для постов в сообществе "Ноха".
Сильвестр Пишет активно и практически на все темы. Политика, Религия, экономика, история… Под настроение вывешивает разнообразные рецепты шадди. Пишет подзамочные записи, почти все для себя. Под настроение разражается ностальгическими постами, но почти сразу закрывает их. Если первый коммент оставляет Алва, то дискуссия может зашкалить за пятьдесят комментов. Всех вмешивающихся безжалостно банят. Огромное избранное и не меньшее количество ПЧ. Комментит остальных редко, исключая Алву. Иногда заходит к Штанцлеру, и они развивают огромную дискуссию. Издеваются они или говорят серьезно, понять невозможно. В последнее время задает во вопросы по истории Гальтары. В комментах завязывается оживленная дискуссия между Алвой, Германом и Валентином. Хозяин сообщества "Олларианство", участник сообщества "Лучшие Люди" (ходят слухи, что ему принадлежит и оно, и он вывешивает там посты под логином Фердинанда Оллара). В цитатнике посты Алвы и из сообщества "Лучшие Люди". В альбоме картина "Франциск и сыновья" и неплохая подборка икон разных периодов, в том числе эсператистских. Юзерпики: Для личных тем - с чашечкой шадди, для официальных - с кардинальским кольцом.
Штанцлер Много пишет о политике и "благе государства", как называется государство, благоразумно не уточняет. Много подзамочных записей к Дикону и остальным. Часто разражается постами о " современных нравах", ненавязчиво намекая на Алву. Комментит тоже активно, в основном пытается выступать в роли примирителя враждующих сторон. Большинство комментов в чужих дайри начинает со слов: "Я старый, больной человек...". Любит комментить анонимно, но продвинутые пользователи типа Алвы и Сильвестра его банально вычисляют по Айпи и отвечают, обращаясь по имени. До недавнего времени был хозяином сообщества "Великая Талигойя", потом передал логин Альдо. Участник сообщества "Лучшие Люди" читает сообщество "Ноха", но участником не является. В цитатнике посты из сообществ "Великая Талигойя" и "Лучшие Люди". В альбоме картина "Марк и Лаконий" Юзерпик: на фоне малой официальной печати надпись «Кансилльер Талига»
Катарина Ариго Оллар Длинные мрачные посты о предчувствиях и знамениях. Неплохо толкует сны. После каждого депрессивного поста в комментарии является толпа молодых людей во главе с Окделлом, утешать. Изредка заходит Алва и оставляет крайне язвительные комментарии по поводу венценосных истеричек и молокососов. Как правило, подобные флеймы заканчиваются в сообществе "Ноха". Под замком пишет посты о косметике и обращения к Штанцлеру. Иногда появляются туманные записи о большой и чистой любви и каком-то поклоннике. Дикон и остальные до хрипоты обсуждают, кто бы это мог быть. Радостно приветствует новых ПЧ, как правило, фразой "как вы похожи на своего отца..." В комментах в чужих дайри горячо отстаивает справедливость при активной поддержке Штанцлера. Хозяйка сообщества "Придворные Дамы", состоит в сообществе «Великая Талигойя» в альбоме - картина «Марк и Лаконий», икона святой Октавии, фотографии украшений. Юзерпики: С гиацинтом и с кулоном из алой ройи.
Альдо Пишет хоть по две строчки, но каждый день. Много пафосных постов о величии Талигойи и негодования на "это простонародье". Тех, кто пробуют возражать в комментах - банит. На подзамочных записях ставит метку "без комментариев". Под замком от Мэллит устраивает подробный разбор "разумных вдов" Агариса, Алата и Талига, на негодующие комментарии Робера искренне недоумевает. Часто прямо в дайри назначает свидания девицам. Иногда позволяет себе язвительные посты о Алве. В комментах пишет по принципу "кому я должен - всем прощаю" с истинно королевской широтой и размахом. В ответ на наезды постит недоуменные смайлики. С недавних пор активно интересуется историей Гальтары, внимательно читает комменты к постам Сильвестра. Некоторые заносит в цитатник, но в дискуссиях не участвует. В избранном дневники Матильды и Робера. Много ПЧ, в основном из агарисских "сидельцев". С недавних пор - хозяин сообщества "Великая Талигойя". В альбоме - карты прежних " Золотых земель". Юзерпики – корона, Зверь Раканов, обнаженный женский бюст третьего размера, за который он неоднократно получал головомойки от Матильды (для постов о вдовах), мужской накачанный торс с напряженным бицепсом (для назначения свиданий). Аккаунт платный (проплачивается гоганами).
Марсель Валме Пишет много, в основном про придворные сплетни, балы и пирушки. Прекрасно разбирается в женском платье, может накатать длиннющий пост, описывающий костюм какой-нибудь эрэа. Часто постит романсы и сонеты Веннена. Недавно стал интересоваться историей, чаще гостит в дненвиках Альдо, Сильвестра, Штанцлера и остальных "политиков". Иногда не выдерживает и разражается огромными зашифрованными постами про разных "собак с человеческими именами", с некоторых пор постит фотографии крупных пород собак с заголовками: "Ну разве это не прелесть?". Много ПЧ, в основном женщины. Большое избранное, с недавних пор в друзьях Рокэ Алва. В цитатнике: посты по модным тенденциям, координаты портных и куаферов. В альбоме: фоторепортаж из Фельпа и Ургота. Юзерпики: один с модной шляпой и один с птицерыбодурой, пардон, девой.
Луиза Кредон Пишет немного, в основном про придворные нравы, и разные рецепты. Постит фотографии вышивки. В подзамочных записях, в которые никому нет доступа, пишет длинные грустные посты о любви. Активно читает практически всех, но редко комментит. Периодически пишет посты про выходцев и ругает мужа. Тайно учит кэнналийский. В закрытых записях выкладывает переводы постов Алвы для себя. В комментах в чужих дайри мирит Айрис и Мирабеллу и поддакивает Катари. Иногда заходит в дневники Алвы и Сильвестра и делает коммент - настолько в тему, что ее не банят. Участник сообщества "Придворные Дамы". В цитатнике - посты Сильвестра и Герарда, некоторые посты Алвы. В альбоме - фотографии детей и Рокэ Алвы. Юзерпики: пяльцы и край портьеры. Для депрессивных постов - лежащее на столе зеркало стеклом вниз зеркало.
Марианна Пишет нерегулярно, в основном подзамочные записи для переговоров с поклонниками. В открытом доступе пишет о драгоценностях с фотографиями, морискиллах и прочем... Регулярно вывешивает списки приглашенных на вечера. Иногда постит свои портреты с капризными замечаниями вроде "я ужасно здесь получилась" и с удовольствием слушает вопли многочисленных поклонников. В комменты является Килеан и безбожно флудит. Его гоняют всем скопом воздыхатели во главе с Савиньяком. Иногда приходит Дикон, что-то брякает и уходит. В Избранном Алва, Савиньяк, Валме. Недавно зафрендила Луизу, та за нее отшивает Килеана. Масса ПЧ, исключительно мужчины. В цитатнике - пара подзамочых постов Катари про косметику и посты Валме про платья. Юзерпики: чайная роза в очень глубоком вырезе корсажа.
Мэллит Постит длинные записи о своем предназначении и восхищении Альдо. Подзамочных записей нет - не доросла. Записи гоганским слогом, поэтому ПЧ нет кроме Робера. Тот комментит каждую запись, хотя бы смайликом. Часто появляется Матильда, пытается привить хороший слог и научить пользоваться всеми тэгами. Героически защищает Альдо везде, где на него наезжают. Примерно так же, как Ричард везде защищает Катари. Ушла из сообщества "Правнуки Кабиоха", теперь нигде не состоит. В избранном Альдо, Робер, Матильда. В цитатнике исключительно посты Альдо. В альбоме его фотографии и одна фотка отца. Два юзепика: куничка и окровавленный ритуальный кинжал.
Матильда Пишет много, бурно и красиво. Дневник преимущественно мемуарный. Часто вспоминает некоего шада и Эсперадора Адриана. Постит рецепты самогона. Ругает Альдо в открытых записях, он приходит и возмущается. Иногда постит фото Клемента. Подробные посты об огнестрельном оружии. Даже Алва их комментирует уважительно. Матильда соглашается с ним, разводит дискуссию, пока их не прерывает взбешенный Альдо. Впрочем, иногда бабушка его просто банит. В подзамочных записях пишет проникновенные посты о любви и материт покойного мужа и его "свору ызаргов". В избранном Альдо и Робер. Куча ПЧ, в основном из "агарисских сидельцев", которые приходят в каждый пост и говорят банальные комплименты. Участник сообщества «Великая Талигойя». В последнее время появляется там все больше для того, чтобы хорошо обматерить Альдо. В цитатнике - некоторые посты Алвы про оружие, Робера про лошадей и рецепты самогона. В альбоме - собственные фотографии 30-летней давности, пейзажи Алати. Юзерпики - Пистолет, фотка замка Сакаци.
Суза-Муза Пишет открытые записи с анекдотами, преимущественно про Альдо. Постит неплохие карикатуры на Дикона, Альдо и Арамону. Подзамочные записи пишет Валентину и Алве, они их комментят. Иногда перебрасываются только им понятными шуточками. Очень внимательно следит за всеми сообществами и дневниками, иногда комментит. Никогда не задевает Алву, Сильвестра , Валме, Савиньяков и вообще эту компанию. Активно комментит всех остальных, некоторым оставляет фотографию шестипалой перчатки с вышитым гербом. Избранного нет. Много ПЧ. По сети упорно ходят слухи что граф Медуза - виртуал Валентина Придда, но доказать это не удается. Тема о том, кто же скрывается под этим ником, особенно популярна в сообществе "Лаик_398". Участник сообществ "Лаик_398". В цитатнике посты об учебе в Лаик самых разных юзеров. В альбоме множество шаржей. Юзерпик: Герб - свинья на блюде.
Айрис Окделл Пишет регулярно, широко, с размахом и кучей восклицательных знаков. Преимущественно в ключе: " Ах!!!". Описывает нравы королевского двора, поет дифирамбы Катарине, пишет посты под заголовками: "а вот сегодня мы с Селиной…". В подзамочных записях, ошалев от свободы слова, ругает матушку, сетует на бедность Надора и признается в любви Алве. Впрочем, в последнее время про Алву пишет открыто, так как считает своим официальным женихом. На сии записи Алва благоразумно не реагирует под своим именем, но иногда постит анонимные ехидные смайлы. Айрис очень обижается. Дикона ругает в открытых постах, не стесняясь в выражениях. Дикон до комментариев не снисходит, только иногда постит что-то вроде "бешеная кошка!". ПЧ в основном придворные дамы, а также Селина с Луизой. В избранном - Алва, все сообщества, в которых состоит Алва, Луиза с Селиной, Катарина и некоторые дамы. Комментит Катарину, Селину и Луизу. Алву комментить стесняется. В цитатнике посты Катарины о косметике и любви и некоторые посты Алвы на кэналлийском ( звучит красиво). В альбоме - фотки Алвы… очень много. Вид Надора (одна штука), портрет Катарины (одна штука). Юзерпики абстрактные. Черно-синий и в последнее время красно-золотой. Состоит в сообществе "придворные дамы".
Селина Арамона Пишет регулярно, но мало. Много подзамочных записей. Некоторые открыты только для Айрис, некоторые вообще только для себя. Под замками некие туманные намеки на большую любовь, мечты о будущем (в большинстве своем совершенно безрадостном) и некоторые неглупые заметки о дворцовых нравах. В открытых записях - подробные записи о том, что делала за день, что сказала королева, что на это ответила Айрис и что прошипела под нос маменька. Незаурядное умение писать в стиле "casual". В ПЧах придворные дамы, королева, Селина, Луиза. В избранном - практически те же. Алву не френдит - стесняется. Комментит очень и очень редко и незаметно. В цитатнике - посты Луизы, королевы, Герарда, некоторых дам. Ее комментят тоже очень редко, разве что Айрис, но они, в основном, общаются по умылу. Иногда неожиданно заходит Алва, что-то говорит, но Селина так удивлена и ошарашена, что не отвечает. Часто добавляет ППКС к комментам или постам маменьки и Айрис. Как-то раз в ее дайри явился Леонард Манрик с похабными комментами, за что был немедленно приглашен Лионелем Савиньяком продолжить диалог уже с ним и в "Нохе". В альбоме - природа, некоторые неплохие кэналлийские пейзажи и куча фоток разнообразных воронов. Юзерпики: виды природы - в основном, горы и реки. Состоит в сообществе " Придворные дамы".
Цилла Бесcистемные злобные записки из серии "а вот мы с папочкой им всем покажем". Ругается на всех без исключения. Временно наступают просветления. В один из таких моментов была сделана запись на тему: "когда ж до Дикона допрет, что я такое?" В комментах развернулась оживленная дискуссия, делались ставки. Все это естественным делом прекратилось после истеричного коммента Дикона: " Где мое кольцо?" Цилла билась в истерике, успокаивал даже Алва. В закрытых постах признается в любви Роберу. Постит свои фотографии на пегой кобыле. В ПЧах только Арамона. Читает практически всех, все время оставляя злобные комменты в тему и не в тему. Особенно достается Луизе. В альбоме - апокалиптичные картины, фотографии особо известных раттонов, групповое фото выходцев. Юзерпики - чепчик. Бонифаций Много пишет на самые разные темы, еще более активно комментит. В постах уйма ссылок на священные тексты, даже если это всего лишь рецепт самогона. По поводу алкогольных напитков много дискутирует с Матильдой. Встречаясь у кого-либо в комментах с Сильвестром, демонстративно друг друга игнорируют. Под настроение выкладывает воспоминания о варастийской кампании. Под замком пишет депрессивные посты о Багерлее. Собирает афоризмы типа "сейчас как благословлю по уху!", любит комментить цитатами из священных текстов, вывернутых так, что священности ни остается ни грамма. В Избранном - Алва, Савиньяк, Вейзель, Клаус с Шеманталем. Много ПЧ, в основном из прихожан и прихожанок. Участник сообществ: "Олларианство", "Вараста" (автор доброй половины анекдотов, которые в нем постятся, вторую половину пишет Шеманталь). Юзерпики: Объемная фляга, лежащая на столе, из которой чуть выплеснулось вино. Четки.
Луиджи Джильди Ведет дневник регулярно, с указанием места написания, описания погоды и направления ветра (видимо, по примеру судового журнала). В открытых постах - много пейзажных зарисовок о море, неплохие собственные рисунки. Под настроение - длинные грустные посты о любви, смерти и о том, как все плохо. В закрытых записях - обсуждение пирушек с друзьями. Для себя вспоминает Алву, вспоминает последний вечер, когда тот играл на гитаре, уверяет себя, что с ним все будет в порядке. Недавно вывешивал картины, изображающие ведьму, с которой он танцевал. В комменты явился Алва и ехидно заявил, что ведьмой никогда не был, после чего картина исчезла. Сам комментит под настроение, но всегда по делу. В ПЧах участники сообщества "Правь Оллария морями", Алва и остальные вояки. В избранном - все те же. В альбоме собственные рисунки и морские пейзажи. Юзерпики: Печальная девушка под анимированным дождем. Фотка "Влюбленной Акулы".
Мирабелла Окделл Пишет регулярно, заунывно и в общем могильно-траурном ключе. Обожает длинные посты про то, какие дети неблагодарные, а особенно Дикон, а особенно Айрис, да вообще молодежь… Не менее длинные посты о здоровье. Комментит все это дело Эйвон, который обычно ставит ППКС или "я с вами совершенно согласен, дорогая сестрица". Гордо постит фотки типа: " а вот этот стол помнит еще Алана Святого!". В закрытых записях виртуозно ругается на Алву такими словами, которые порядочной женщине знать неоткуда. Для себя выкладывает списки сделанных пакостей типа отравления Бьянко. Вспоминает мужа, очень показательно и с размахом. В день его смерти и день его рождения постит его портрет. Все посты глубоко пронизаны ортодоксально-эсператистскими мотивами. Часто цитирует Эсператию по поводу и без. В комменты иногда приходит Айрис, пытается ругаться, но ее демонстративно игнорят. В ПЧах - некоторые надорцы, Ларак. Дикон недавно отписался. В Избранном - сообщество "Великая талигойя", Альдо, Ларак. Сообщества: "Надор", "Великая Талигойя". В альбоме - виды Надора и портреты Алана Святого и Эгмонта. В цитатнике - посты о священных текстах. Юзерпики - Эсператия и девиз Окделлов черным на сером фоне.
Эйвон Ларак Пишет нерегулярно, в основном хозяйственные заметки. Поддакивает Мирабелле, недавно доходило до того, что постил ее записи у себя и писал "со всем согласен". Сейчас стало больше закрытых записей, но это почти незаметно, так как ПЧ у него почти нет - разве что сын. В закрытых записях поет серенады светлым волосам и некой прекрасной даме, в которой без труда узнается Луиза Арамона. Строит планы побега, боится Мирабеллу. Сообщества: «Великая Талигойя», «Надор». В альбоме - виды Надора, фото Мирабеллы и сына. В цитатнике - посты Мирабеллы. Юзерпики - фамильный герб и собственное фото.
Реджинальд Ларак Пишет довольно интересно, любит постить зарисовки из жизни Олларии. Со времен воцарения Альдо стал писать на политические темы, никого конкретно не обвиняет, но довольно грамотно критикует городские власти и сочувствует беднякам. Постит фотки разоренного города. Стало появляться много закрытых записей - в основном, открыты для Робера. В записях для себя пишет долгие красивые посты о любви к Айрис, восхищается ею и пишет сонеты. Однажды, набравшись смелости, добавил в избранное Алву. Алва не заметил. Комментит редко, раньше комментил Дикона, теперь давно махнул рукой и больше не встревает. Интересуется политикой, изредка комментит Эйвона чем-нибудь из серии: "эх, папа, папа…". Активно интересуется кулинарией. В цитатнике посты Робера про Кагету, те где описывается национальная кухня. Участник сообществ «Надор», «Великая Талигойя». В альбоме - виды столицы и портреты Айрис. Юзерпики: большой торт со взбитыми сливками и герб ведомства тессория.
Зоя Гастаки Пишет нерегулярно, последнее время вообще пропала. В основном, две темы: "море" и "все мужики…!". Неплохо описывает морские сражения, ругает братца в хвост и гриву, жалуется на девчонок. Под настроение рассказывает морские легенды. В комментах безбожно флудит экипаж корабля. Если на этот дайри забирается Вальдес, то дискуссия разворачивается на пять страниц, а смотреть сбегается пол-сервера. Кончается это все обычно тем, что Вальдес общими силами вышвыривается из дайрика и идет отмечать победу в свое сообщество. В закрытых постах тихо клянет неудавшуюся личную жизнь и признается, что хотела бы родиться мальчиком. В цитатнике - некоторые посты про морские сражения от разных юзеров. В альбоме - пейзажи и фотки корабля. Юзерпики - фотка корабля …Один раз пришел Алва и сменил Зое юзерпик на крашеную киркореллу, от нее моментально с визгом отписалась половина экипажа.
Жиль Понси Пишет по пять постов за день. В основном на тему бытовых неурядиц и прочих несчастий. Постит стихи Барботты и свои (непонятно, что хуже). Раньше раз десять демонстративно покидал дайри, хлопая дверью, но всегда возвращался. Периодически демонстративно в течение пары недель готовился совершить самоубийство, от чего его героически отговаривал Ричард, пока однажды в комменты не явился Алва, после чего дневник упал и лежал сутки. С тех пор Понси страдает осторожнее. Комментит все посты Ричарда касательно поэзии, а тот и не догадывается, что Жиля можно и забанить. Участвует во всех флэшмобах типа "5 любимых способов суицида", " как бы вы меня убили" и т.д. Самое большое число комментов было в записи: "напишите, как вы ко мне относитесь. Анонимно". В Избранном – Ричард Окделл. ПЧ как не странно порядочно. На дайри много непонятых пессимистов. В цитатнике свои собственные посты со стихами Барботты, чтобы долго цитаты не искать. В сообществах не состоит. Пытался вступить в «Армию Талига», но был изгнан за редкостное занудство где-то через месяц. В альбоме - портрет Марио Барботты. Юзерпики: Перо в чернильнице. Одинокая могила.
Арнольд Арамона Пишет часто, бессистемно, на тему: "все сволочи". Ностальгически предается воспоминаниям о том, как его доставал юный маркиз Алвасете (тщательно закрывает записи, чтоб не увидели ученики Лаик, не вздумали повторять подвиги). Ругает жену. Постит фотографии различных бутылок. С некоторых пор дайри заброшен. Но на просторах сервера появился ник "Главный выходец". Ходят слухи, что теперь Арамона пишет именно там. Он эти слухи подтверждает. Пишет нерегулярно, в открытых записях - мрачные пророчества. После его посещения в дайрях дизайн меняет цвет и долго еще глючат комменты. В закрытых записях много интересного про будни выходцев, списки жертв и восхищения "Циллочкой". Продолжает ругать жену. Часто ругается с Циллой из-за Робера. ПЧ - Цилла. В избранном с некоторых пор Дикон. В альбоме - особо удачные фото кобылы и Циллы. Юзерпики: пузатая бутылка.
Ойген Райнштайнер Дневник ведет очень добросовестно, регулярно и подробно, а главное, очень интересно. Пишет о войне, о политике, о повседневных делах. В конце недели вывешивает себе список дел на следующую и, по мере выполнения, методично зачеркивает пункты. В комментах подчеркнуто вежлив, комментит кого-либо редко, но всегда по существу. Чаще просто ставит «+1» либо «-1», если согласен или нет. В закрытых записях, которые вообще никому не показывает, постит собственные стихи. Весьма неплохие. В избранном – Жермон Ариго, Робер Эпинэ, Рудольф Ноймариннен, Вольфганг фок Варзов, несколько бывших однополчан. В ПЧ - примерно те же и еще несколько человек знающих Ойгена по «Бергмарк» либо «Армии Талига». Участник сообществ «Армия Талига», «Бегмарк», «Торка» по старой памяти «Эпинэ». В цитатнике посты из «Армии Талига» по стратегии и тактике. В альбоме – карты сражений, очень качественные фотопейзажи с мест службы. Юзерпики: два пистолета, фотография торкских гор.
Ротгер Вальдес Пишет под настроение. Однако комментит многих и часто. Обожает флэшмобы и с удовольствием в них участвует. В свободное время рисует смайлики, которые моментально расходятся по всему дайри. Смайликом же подписывает каждый пост. Пишет о ведьмах, и постоянно дискутирует с Куртом Вейзелем, который все пытается доказать ему, что ведьм нет. В закрытых записях жалуется на занудство дядюшки и ругает Бермессера. После Алвы практически второй человек по популярности в сообществе «Армия Талига» и первый в «Правь Оллария морями». В комменты иногда приходят анонимные барышни и оставляют «милому Ротгеру» весьма фривольные послания, после чего Вальдес еще долго постит в конце сообщений довольно ухмыляющиеся смайлы. Когда в комменты заявляется Алва, все дружно сбегаются на это смотреть, а потом долго пиарят дискуссию по всем дневникам. В избранном: дневники Альмейды, Алвы, Вейзеля, Джильди, с недавних пор еще и Кальдмеера. Много ПЧ: Все участники сообщества «Правь, Оллария…» Владелец сообщества «Правь Оллария морями!» участник сообщества «Армия Талига», состоит в сообществе "Бергмарк", где его терпят только из-за родства с Вейзелем. В цитатнике: деловые посты Альмейды, особо удачные хохмы из всех трех военных сообществ. В альбоме - Куча фотографий горы Хексберг и собственного корабля. Юзерпики: парус с надписью «Не хочу жениться. Хочу в море!» (который очень раздражает Вейзеля, именно поэтому Ротгер его и держит так долго), остальные два, опять же из смайлов, меняются достаточно часто.
Леворукий Административный юзернэйм модератора дайри.эт. Дневник не ведется. Ник используется для модерирования различных тем, так что им пугают всех без исключения. Покровительствует Алве и, периодически являясь в какой-нибудь флеймовый тред, банит скопом всех его оппонентов. Алва обижается и шлет Леворукому возмущенные у-мылы. Юзерпики: Злобная кошачья морда, фотография зеленоглазого блондина в красном костюме. Для себя ведет дневник под никнеймом Одинокий. В дневнике - посты о странствиях по Кэртиане, перемежаются с философскими, на тему испорченности современного мира и агрессивными выпадами в сторону каких-то раттонов. Так же очень часто появляются посты на тему "тут помню, тут не помню". Дневник ведется исключительно для себя. Избранного нет. ПЧ нет. Хотя, ходят слухи, что Алва все-таки подписан на его дайри. Состоит в закрытом сообществе "Рубеж", в которое уже очень давно не принимают вообще никого. Цитатник пуст. В альбоме очень много пейзажных фотографий Кэртианы, стащенный у Ричарда портрет Алана Святого и фотка Рокэ Алвы. Юзерпиков безумное количество и они так часто меняются, что описывать их бессмысленно.
Герард Арамона Пишет регулярно и аккуратно. Постит неплохие пейзажные зарисовки с мест пребывания армии. От характеристик людей старается воздерживаться - находит это не слишком вежливым. Но невооруженным взглядом видно, что предан Алве и ценит Валме, несмотря на его постоянные просыпания. Постит расписание дня в лагере, чем вызывает море комментов типа "ужас какой", в основном от случайно залетевших столичных франтов. В конце таких дискуссий приходит Алва и с мрачным "не надо делать из меня зверя" разъясняет, что было в расписании на самом деле, а что Герард насочинял сам. Закрытых записей мало, если есть, то там размышления и воспоминания о семье, о матушке, о детстве. Недавно изменил названия аккаунта с «Герард Арамона» на «Герард Капельрадо». Читает всех вояк, почти не комментит, но очень внимателен. Его читает семья, Марсель, несколько других вояк. Состоит в сообществе "Армия Талига". В цитатнике - много постов из сообщества «Армия Талига», посты Эмиля, Алвы. В альбоме - фото матушки, сестер с братом. Юзерпики - Собственная фотография, вид походного лагеря. В комментах Валме все время предлагает поставить третий с часовым циферблатом, но Герард на это не поддается.
Эстебан Колиньяр Дневник велся крайне недолго. В записях в основном пропагандировались идеи дражайшего родителя и пересказывались свежие городские сплетни. В закрытых записях, видных только Ее Величеству, писалось о королеве в таких подробностях и выражениях, что, когда Катарина вытащила эти записи на свет, в ходе процесса, затеянного Манриком, Фердинанд заявил, что даст Алве еще один орден. В комментах активно наезжал на Ричарда вместе со своими дружками, за что и напоролся на вызов в «Ноху». Дальнейшая история всем известна. В избранном: компания дружков. В ПЧ - они же. Участник сообществ: "Лаик_398", "Ноха". Цитатник пуст. В альбоме: собственные фотографии, как правило, - верховые, чтоб еще и лошадью похвастаться. Плохонькие карикатуры на Ричарда. Юзерпики: Кольцо с огромным изумрудом на пальце.
Курт Вейзель Как и все бергеры, пишет регулярно и аккуратно. Основные темы: артиллерийское дело и собственное семейство. Часто постит фоторепортажи из серии: «моя семья», «моя орудийная батарея» примерно в равных долях. Обладает потрясающим свойством сглаживать самые горячие флеймы. Стоит в комментах появиться генералу Вейзелю, как дискуссия моментально становится чинной и благопристойной, но, как выразился однажды отметивший это Алва: «Его даже не хочется за это убить». Много и активно спорит с Алвой по поводу его стратегических и тактических ходов с позиций этики. С тех же позиций часто ругается на Вальдеса. Закрытых записей нет, зачем? В избранном: Алва, фок Варзов, Эмиль Савиньяк и еще человек 20 из сообществ «Армия Талига» и «Бегрмарк». В ПЧ почти все сообщество «Армия Талига», особенно молодежь, которая использует его посты в качестве учебника. Состоит в сообществах: «Армия Талига», «Бергмарк». В цитатнике: посты из вышеупомянутых сообществ и некоторые посты Алвы. В Альбоме: фотографии семьи. Юзерпики: пушка и возле нее небольшая пирамидка из ядер.
Елена Урготская Пишет много и очень толково. Интересуется историей и политикой. Прекрасно разбирается в торговле. В комменты периодически приходит Алва и отпускает вполне искренние комплименты, на которые Елена реагирует смущенными смайликами. В подзамочных постах позволяет себе восхищенно повздыхать по тому же Алве или поругаться с сестрой и папенькой. Активно комментит сестру, папеньку и Марселя Валме, комментить Алву стесняется. В избранных: отец, Юлия, Марсель Валме, Рокэ Алва. В ПЧ: они же и несколько местных урготских юзеров. Участница сообществ: «Ургот». В цитатнике: посты отца и некторые посты о.Германа и Сильвестра по гальтарской эпохе. В Альбоме: фотографии с мистерий. Юзерпики: белая ласточка.
Эмиль Савиньяк Пишет достаточно редко, не хватает времени, но помногу. Описывает кампании, в которых довелось принимать участие. Много пишет о дамах, заменяя имена инициалами, в каждой такой записи устраивается развернутое обсуждение, на тему, «кто бы это могла быть?» страниц на пять. Сам Эмиль от комментариев воздерживается, только иногда после особо бредовых вариантов ставит подобранные в дневнике Вальдеса смайлы с очень круглыми глазами. Иногда вывешивает длинные посты на тему сравнения уроженок той или иной местности, но делает это с такой легкостью и добродушием, что даже дамы на него за подобные фривольности не обижаются. Другие пространные посты посвящены секретам выездки и холодного оружия. В закрытых записях постит скрупулезное описание попоек. В комменты приходит Лионель с возмущенным "да не было такого!!!", после чего приходит Алва и ехидничает: "Было, Лионель, было". Активно комментит Робера на тему лошадей, количество постов в дискуссиях часто переваливает за сотню. В избранном - брат, Алва, некоторые сослуживцы, в ПЧах - те же самые плюс половина сообщества "Армия Талига" и очень много женщин. Совладелец сообщества «Армия Талига». Участник сообществ «Эпинэ» и «Ноха». В цитатнике - посты брата, Алвы, Робера и некоторые из сообщества «Армия Талига». В альбоме - фотографии семьи, лошади, карты некоторых сражений, групповое фото - с братом и Алвой во время какой-то попойки. Юзерпики: Собственная улыбающаяся физиономия.
Лионель Савиньяк Пишет часто и помногу. В основном скрупулезно описывает дворцовые события и что происходит на приемах. На первый взгляд, в этих записях нет ничего необычного, но Сильвестр практически каждую заносит в цитатник. В закрытых записях общается с Алвой и кардиналом на политические темы и чихвостит братьев, к чему те относятся без должного почтения. Активнее всего комментит Кардинала и Селину Арамона. В избранном: брат, Алва, Кардинал, Селина. ПЧ сначала было мало: брат, Алва и кардинал, но после того как Сильвестр с помощью двух постов Лионеля убедительно доказал участие братьев Ариго в событиях "октавианской ночи" количество ПЧ выросло в разы. Теперь после каждой записи моментально появляется куча комментов, в которых ПЧ пытаются угадать, к примеру, что такого автор увидел в банальном споре Рафиано с Манриком в королевской приемной. В комменты периодически приходят герои зарисовок с воплями: «Не так все было!!!» (особенно усердствует Манрик), но этот номер не проходит, поскольку все знают, что у Лионеля феноменальная память (отказывает она только тогда, когда вместе с братом вспоминает подробности очередной вечеринки) и описывает он все дословно. Состоит в сообществах: "Лучшие люди", "Эпинэ", «Ноха». В цитатнике некоторые посты от всех избранных, посты из сообщества "Лучшие Люди". В альбоме - фотографии семьи, пара фоток парадов дворцовой стражи. Периодически возникают снимки дворцовых сценок, хотя никто никогда не видел Лионеля с фотоаппаратом. Юзерпик: собственная серьезная фотография в парадном мундире (чтобы с Эмилем не путали).
Ох уж эти смайлы) Итак, достаю из камментов у Rocita. алвадик в смайликахИтак, однажды Дик шел по улицам Олларии: И встретил Марианну: . С собачкой: Дик очень обрадовался встрече: И пошел к Марианне в гости ... черешни собирать: А в это время в доме Алвы шла очередная...: Особенно на кэнналийское налегали Савиньяки: Правда, скоро все скатилось до жалоб на жизнь: - Вот я соблазнаю своего оруженосца, соблазняю... - сказал Алва: - А он ни в какую. (Флешбек соблазнений: ) В общем, пока Савиньяки успокаивали начальство: , Дик возвращался от Марианны: . В общем, Марианна была очень хорошей куртизанкой: А тут ему навстречу Арамона: И делает вот так: Дик, естественно, в непонятках: А Арамона снова делает вот так: До Дика начинает доходить: А Арамона продолжает: Ну, Дик аж засмущался: А все это происходит рядом с домом Алвы, и видит тот из окна, что его оруженосца нагло прямо посреди улицы соблазнаяют! Да еще какой-то жирный выходец! В общем, Алва был немного расстроен: Стали разбираться: И завязалась: Победил, конечно же, Алва: И эдак к Дику: Дик, конечно, опять в непонятках: Но Алва совершил ловкий маневр: И жили они
А вот Валентин обиделся на всех, потому что ему не дали пейринг: И послал всех мысленно: А сам ушел на флот, к Вальдесу: Ну, или к Альмейде В общем, не важно, потому что главное в этой истории то, что все хорошо закончилось. Даже Сильвестр остался жив и продолжал работать: А Альдо Матильда решила отучивать от захватнических планов лучшим способом: Ну, а главное, что Дик ответил Штанцлеру:
Вместо эпиграфа Меня окружали милые, симпатичные люди, медленно сжимая кольцо... Андрей Кнышев
читать дальше Ричард Окделл растерянно оглядывался. Как-то иначе он представлял себе Рассветные Сады. Да и Закат, если на то пошло, представлял иначе. Если эти женщины, столпившиеся вокруг, - рассветные ангелы, то почему у них такой… неангельский вид? Большинство чем-то было похоже на… бабушку Альдо. Даже молодые. Даже худые. Даже те, кто носил, э-э-э… платья. Если Дик не ошибся, и это платья. Что-то такое во взгляде у каждой. Как будто он по сравнению с ними – не Повелитель скал и мужчина, а… …щенок? Конечно, большинство годилось Дику если не в бабушки, то в матери. Но судя по одежде – все они были простолюдинки. Дик не знал, насколько обычно для жителей этих… мест то,что женщины носят штаны – но всегда и во все времена только простолюдины носили одежду, лишенную вышивки, украшений, разрезов, и такого… незамысловатого фасона. - Экстерьерчик ничего, - высказалась первая, похожая на бабушку Матильду больше всех, потому что и в самом деле годилась Дику в бабушки. – Хорошенький, но не слащавый. - Это я воображала себе Винсента Картайзера, - с гордостью сказала другая, такая плечистая и коротко стриженая, что Дик принял было ее за юношу-ровесника, но тут она уперла скрещенные перед грудью руки в бока и явила миру бюст, в котором при желании можно было скрыть дриксенский пистолет. – А поворотись-ка, сынку! - К-кто вы? – язык Повелителя Скал начал наконец-то повиноваться ему. - Мы Неправильные Читатели, - гордо объявила длинноволосая массивная брюнетка, выступая вперед. – По-простому НПЧи. - Нам тебя на откуп отдала Создательница со своими присными, - грудастая и плечистая фыркнула. - Будем из тебя человека делать, - подытожила очень милая для своих лет, кудрявая, с оленьими глазами. Конечно, на фоне Катарины (предательницы, прелюбодейки, преступницы! – прекрасной, прельстительной, превосходной…) она изрядно проигрывала, но она хотя бы не выглядела бабушкой! Если бы она еще знала свое место и держала язык за зубами. - Я – герцог Ричард Окделл, Повелитель Скал! – юноша вздернул подбородок. – И я не потерплю с собой подобного обращения! - Подойдите-ка сюда, юноша, - брюнетка поманила Окделла пальцем к огромному окну. За окном открывалось большое помещение, обставленное очень бедно и очень чистое при этом – и от стены до стены набитое женщинами, очень похожими на тех, кто собрался в этой комнате. - Это слэшеры, - сказала брюнетка. – Как только вы покинете эту комнату – попадете в их руки. - Что такое слэшеры? – не понял юноша. - Любители гайифской любви, - растолковала брюнетка. - Но они ведь… женщины! – трясина непонимания дошла до колен и подбиралась к бедрам. - Именно. Они – женщины, любительницы гайифской любви литературных персонажей. Обожают истории о том, как вы занимаетесь гайифской любовью с разными, э-э-э… персонажами. Особенно с герцогом Алвой. - Но мы никогда не…! – возглас Дика, увязнувшего в непонимании по пояс, утонул в задорном женском хохоте. - А это вы им объясните, - подначила стриженая. - Это какое-то безумие! – Ричард отшатнулся от окна. – Где бы я ни был, я не намерен это больше терпеть. Или я немедленно получаю все пояснения, или ухожу. Кудрявая вздохнула и отодвинула от стола со стеклянной крышкой высокий стул. - Садитесь, герцог. В ногах правды нет, выше ее тоже нет, а разговор предстоит долгий. Дик сел, расселись и женщины. Те, кому не хватило места за столом, расположились в креслах и на диване, целиком обитом черной кожей. - Чаю? Кофе? – спросила кудрявая, но, для разнообразия, стройная женщина. Спросила, что самое обидное, не у Окделла, а у других женщин. Смысла вопроса он не понял, но раз она что-то предлагала, то была служанкой. - Мне шадди, милочка! – сказал он, стараясь держаться того дружелюбно-снисходительного тона, который держал со слугами отец. - Воспитанные люди говорят «пожалуйста», - бросила ему кудрявая. Спокойно, сказал себе Ричард. Похоже, эти женщины попросту не поняли смысла слова «герцог». - Мне, пожалуйста, зеленого, - сказала брюнетка. На столе появилась корзинка с какими-то странными пакетиками из блестящей, судя по всему, бумаги – Дик попросту не мог подобрать названия для этого материала. Необычайно красивые, тонкой работы изображения цветов и трав украшали каждый пакет, причем некоторые были совершенно одинаковые – каково же искусство мастеров! А эти женщины рвали их совершенно безжалостно, доставая из них уже иные пакетики – из тончайшей ткани, с сушеными травами и черными порошками. Все это высыпалось в чашки – от грубых обливных кружек до тончайшей работы чашек из стекла – и заливалось кипятком из металлического кувшина, который разогрелся сам собой, по прикосновению пальца кудрявой. Вот и думай – Закат это или Рассвет? На столе появились также разнообразные и многочисленные сладости. Именно так – не подали, а появились: женщины достали из своих сумок еще какие-то пакетики с дивными изображениями, столь же небрежно их разорвали – и наполнили широкую стеклянную вазу разнообразными печеньями. Похоже, среди них не было господ и слуг. Все держались как равные, и кудрявая, которая первой предложила подать на стол, похоже, попросту оказывала остальным дружескую услугу, а не была для прочих младшей или подчиненной. Дик медленно пил раствор черного порошка, похожий на шадди, заедал сладостями (иные печенья оказались солеными и отдавали луком, но он промолчал), и, утонув в непонимании окончательно, пытался сообразить, с кем же все-таки имеет дело. Фульгаты, астэры и прочие прислужники древних богов? Но почему они такие… приземленные, такие грубые? И почему немыслимая роскошь – стеклянный стол, обитые кожей стулья и полностью кожаный диван – сочетается с нищетой голых стен и каменного пола? Ни ковров, ни даже соломы… Почему эти дивной красоты миниатюры так небрежно рвут, а единственным украшением стены служит мазня какого-то пьяного маляра, извозившего загрунтованный холст разноцветными кистями без всякого порядка? Что это все должно значить? - Юноша, вы меня слушаете? – строго спросила брюнетка. - Д-да… - Дик напряг память. – Вы утверждаете, что меня выдумали. Описали в какой-то книге. Извините, но это бред. Кудрявая толстушка вздохнула, вынула из футляра табличку, сделанную то ли из лакированного дерева, то ли… Дик отчаялся определить материал. Сделала несколько движений пальцами, после чего прочла: Люди Чести знают, что лучше ненароком услужить негодяю, чем принять от него услугу, а герцог Окделл раз за разом принимал от Рокэ все, от лошадей до жизни, и... Святой Алан, Ворону нравилось, что ему обязан сын Эгмонта! Это был его вызов, его месть сразу и Людям Чести, и «навозникам». А чем тогда было его самопожертвование? Тоже местью?! Вряд ли... В сердце Ворона нашлось место не только злу, но всего больше в нем было усталости, и потом, в самом деле... Нельзя навязывать гордому человеку жалость, нельзя вынуждать есть, спать, бриться того, кто никогда уже не сможет жить, как жил. Какой-нибудь Спрут способен существовать и в темноте, и в болоте, но Ворон должен или летать, или... За порогом Дик все же обернулся, хоть это и было слабостью. Алвы у огня больше не было, не было и огня, не было вообще ничего. — Выше голову, Надорэа, — прикрикнул сюзерен, — ты Повелитель Скал или спрут без чести и костей? Мы отправимся в Гальтары и возьмем то, что принадлежит нам по праву! Когда настанет время, я сам поведу свои армии в сердце анаксии! Сюзерен знакомо улыбнулся и вдруг смахнул навернувшуюся слезу. Дик сглотнул. - И там… все? – спросил он. Неужели каждая его мысль, каждое движение его души знакомо этим женщинам? - Все, - кивнула брюнетка. – С того момента, как тебя отправили в Лаик – и вот до этого. - Я не помню, чтоб мы переходили на «ты», - Ричард теперь чувствовал себя голым перед ними, и нужно было сделать хоть что-то, чтобы избавиться от этого жуткого ощущения. - Сынок, - пропела стриженая. – Мы знаем тебя всю твою жизнь! Как нам еще к тебе обращаться? Это было совершенно невыносимо! Вся его жизнь, вся слава, боль и страдания – вымысел какой-то… какой-то… которая еще и ненавидит его вдобавок! - Я ухожу, - сказал он, вставая из-за стола. - Слэшеры, - напомнила кудрявая. – Полное фойе слэшеров. - Это всего лишь женщины! – Дик снова вскинул подбородок. - Да как сказать… - покачала головой стриженая. – Женщины, если их достаточно много, - это страшная сила. Окделл зашагал к двери. - Никогда Повелитель Скал не отступал перед женщиной! – сказал он. - Если это не мать и не сестра, - фыркнула брюнетка. Ричард вспыхнул, бесстрашно распахнул дверь, перешагнул порог и с треском закрыл дверь за собой. Он не видел, что женщины за его спиной заулыбались друг другу. - Засекаем время, - сказала кудрявая. Через 4 минуты 36 секунд герцог Окделл сломя голову влетел в эту самую дверь и прижался к ней всем телом, сдерживая напор десятков разгоряченных тел, давящих на дверь с другой стороны. У него ничего бы не получилось, не приди на помощь женщины, называющие себя НПЧами. После короткой борьбы дверь была закрыта на защелку, замок, цепочку и подперта диваном. Дик диковато огляделся. Теперь у него было еще больше оснований чувствовать себя голым перед таинственными незнакомками: фурии из фойе разорвали на нем все, кроме сапог. - Да, ничего экстерьерчик, - кивнула «бабушка Матильда». - Туалетная комната вон там, - брюнетка осталась царственно невозмутима. – Чистая одежда примерно вашего размера ожидает вас на стиральной машинке. - Это такая квадратная белая штука с круглым окошком, - пискнула самая молодая, но, увы, некрасивая блондинка. - А ведь душем-то он пользоваться не умеет, - потерла подбородок стриженая. – И унитазом тоже. Пойду-ка я с ним, проведу краткий курс молодого бойца. - Не увлекайся, - посоветовала «бабушка Матильда». - Я же сказала: краткий.
* * * * Повелитель Скал был обессилен, унижен, уничтожен и разбит. Он умер, но его не приняли ни Рассвет, ни Закат. Создательница, которая, как оказалось, существует на самом деле, ненавидела его с момента появления на свет и превратила его жизнь в сплошную череду обманов и предательств. Катарина оказалась всего лишь последней в длинном списке лжецов: его обманывал даже отец, изменявший матери с лесничихой Дженни, даже Альдо, оказавшийся расчетливым мерзавцем, даже Робер, об уме которого Дик был невысокого мнения, а о честности – напротив, и поди ж ты – оказался и бесчестным, и… не то чтобы умным, но поумней некоторых. Плакать было недостойно, не плакать – невозможно. - Ну-ну, - стриженая по-мужски похлопала его по плечу, а худая до стука в ребрах большеглазая шатенка налила в его чашку еще одну порцию местного шадди. - Поверь, у каждого из нас в жизни бывают моменты, когда мир кажется окрашенным во все оттенки дерьма. Давай сосредоточимся на каком-нибудь позитиве. Правда, его тебе Создательница выписала негусто, но все же он есть. Ты молод, физически здоров, местами до здоровенного, и у тебя есть свойство, которого многим не хватает, паки же твоей Создательнице и ее присным: стремление видеть в людях в первую очередь добро. - И куда оно меня завело? – Дик сглотнул горечь. - Тебя не оно завело, дорогуша, - тряхнула пегой челкой «бабушка Матильда». – А то, что ты, во-первых, раз уж в ком-то увидел добро, так уж ни в какую не хотел признавать, что в нем, кроме этого добра что-то еще есть. А во-вторых, переставал порой видеть это самое добро по соображениям идиотским. Вот взять хотя бы юного Арамону. Увидел ты в нем добро – не, не в нем, в его сестричке... Но ты тут же вообразил себе, что раз сестричка хороша, значит, и в брате что-то есть. Решил ему поспособствовать с гвардией. И тут бац, оказалось, что он Арамона – и все добро как ветром сдуло. - Но он же… Арамона, - беспомощно произнес Дик. – И вы сами… ну, кто-то из вас… сказали, что он – никакой… - НУ И ЧТО?!! – хором грохнули женщины. - Они с сестрой были Арамонами и в тот момент, когда понравились тебе, - строго сказала полная брюнетка. – И то, за что они тебе понравились, никуда не делось от того, что ты узнал про их арамонство. Не родители, не род и не кровь составляют достоинство человека – но сам человек. - И на твоем месте я бы не очень упирала на родословные, - поддержала стриженая. – По тексту ты у нас – сын блудника и лицемера. А между тем в тебе склонности ни к блуду, ни к лицемерию нет. Точно так же и в Герарде Арамона нет склонности к пьянству, фанфаронству и подлости. Напротив, он до зубной боли порядочный молодой человек. - И так во всем, - продолжала «Бабушка Матильда». – Та же Катарина была стервой той еще с самого начала. Но ты в ее сторону только язык вывешивал, а почему? Потому что ах, она королева, она эория, она не может быть дрянью. - Оказалось, может, - усмехнулся Дик. – Хоть кого-то я убил не зря… - ЗРЯ! – хором грохнули женщины, да так громко, что Дик втянул голову в плечи. Откуда-то даже прилетел подзатыльник. - То, что женщина сука, еще не повод ее убивать, - наставительно сказал сзади кто-то. Видимо, хозяйка прилетевшего подзатыльника. – А уж ребенок-то вовсе ни в чем не виноват. - Но ребенок выжил… - заикнулся Дик. Прилетел второй подзатыльник. - А вот это уже не твоя заслуга. И все они – рыжие, чернявые, гладкие, стриженые, худые, полные, загалдели нестройным хором: - Надо было выслушать и просто уйти! - Но сначала принять к сведению и намотать на ус! - Ты же своими руками сделал из этой стервы святую и мученицу! - Ребеночек-то в чем виноват? - Брэк! – раскинула руки полная брюнетка. – В общем, так. Какой бы падлой ни был человек – я уж не говорю беременная женщина – он имеет право на беспристрастное разбирательство. Мы все считаем, что Катарина дрянь, - женщины согласно закивали. – Потому что знаем, как это бывает больно, когда кто-то играет на твоей жажде любви, а потом тебя же за это и презирает. Мы тебя жалеем как раз потому, что никто не захотел этого справедливого разбирательства дать тебе. Но если ты считаешь, что сам вправе отказывать другим в справедливости – то вон тебе бог, а вот там – порог. - А за порогом – полчища слэшеров, - зловеще проговорила та из кудрявых, которую Дик поначалу принял за служанку. - Хорошенько запомни, - подхватила стриженая. – Мы тебя пожалели не за то, что ты пострадал безвинно от приспешников Оллара как герцог Окделл и Повелитель скал. А за то, что ты пострадал просто как Дик, молодой лопух, от людей либо подлых, либо равнодушных. Здесь, в этом мире, давно уже нельзя просто свалиться людям на головы и сказать: о, я герцог, и уже этим лучше вас, целуйте меня все в попу! Тебя все равно не будут принимать таким, какой ты есть – это мало кто умеет вообще. Но судить о тебе начнут точно не с титула. - А разве я… должен буду остаться в этом мире? – Дик затравленно оглянулся. Похоже, этим миром правили женщины, да еще вдобавок женщины, понятия не имеющие о своем истинном предназначении. - Это уж как сам захочешь, - пожала плечами брюнетка. – Как мне кажется, ловить там совершенно нечего, и впереди тебя ждет сплошной Закат, но хозяин – барин. В любом случае тебе нужен курс легкого вправления мозгов, без них и в нашем мире трудновато. Окделл потеребил рукав своего одеяния. Он уже понял, что с положением этих дам в здешнем обществе и с самим обществом все непросто. Взять хотя бы одежду, которую они носили и которую выдали ему: рубаха, которую он поначалу счел до неприличия простой, была не соткана, но, судя по всему, связана на немыслимо тонких спицах – как и как и нижние панталоны, которые ему подсказали надеть под штаны. А штаны эти, на вид дерюга дерюгой, при более пристальном взгляде оказались шедевром портновского искусства – швы идеально прямы, стежки одинаковы, идут строго параллельно, и каждый прошит дважды! В Кэртиане так не шили ни королям, ни епископам. А белоснежный горшок для справления нужды, большой и малой! А ванна для омовения – кто подогревает эту воду и где? А дивные приборы для чтения и разговора на расстоянии? И тут же говорят, что в этом мире не судят по титулу – тогда как? По богатству, словно купцы из Ургота? Хм, ну уж явно не по красоте… Дику не нравился этот мир – но брюнетка права: в родном его тоже не ожидало ничего хорошего. Судя по толкованиям книг Создательницы, Альдо, которого Дик увидел и за которым ушел во тьму, был Изначальной тварью, и впереди ждала только окончательная смерть, жестокая и несправедливая. «За что?» - в тоске воззвал он к неведомой Создательнице. Она представлялась ему похожей на Катари: хрупкой белокурое существо с личиком ангела и душой змеи. И тут в голове промелькнуло: а что если Создательницу… убить? Как Катари? В конце концов, все его неприятности – и даже его грехи! – ее вина. За что она возненавидела его? Что он ей сделал? Он вспомнил, как кинжал вошел в тело ведьмы: сначала легкий хруст, неслышный, но ощутимый, потом – никакого сопротивления, как в масло… Вот такой же быстрый милосердный удар – и со всеми бедами мира покончено. Может, и с самим миром. Но для этого нужно вырваться из кольца бешеных баб, именующихся «слэшерами». Как бы ни были странны эти – все-таки они не кинулись рвать на нем одежду… - Что вы хотите делать со мной? – спросил он. - Учить, - «Матильда» нацепила на нос очки. – Главным образом жизни. Итак, они собираются меня учить. Это хорошо. Это даст знания о мире. Может быть, эти женщины знают даже, где скрывается Создательница. Нужно слушать их, слушать внимательно. Делать вид, что соглашаешься, что бы они ни говорили. Научиться жить в этом мире, выжидать своего часа… А когда он настанет… В дверь постучали условным стуком. Брюнетка выглянула в глазок и сообщила: - Казначей пришел, пирожков принес! Все зашевелились, диван отодвинули от дверей, но недалеко, чтобы в любую секунду придвинуть снова. В щель, прижимая к груди шуршащий пакет из… чего-то… пробрался мужчина – первый мужчина этого мира, увиденный Диком. Продолжение следует
URL комментария Тяжела жизнь простого герцога в нашем мире)))) ПродолжениеВ щель, прижимая к груди шуршащий пакет из… чего-то… пробрался мужчина – первый мужчина этого мира, увиденный Диком. Юноша мысленно вздохнул с облегчением – по крайней мере, мужчины этого мира не должны носить юбки, как он побаивался. В целом же человек этот напомнил Дику бакрана. - Дайте-ка мне на него посмотреть, - с порога сказал он, сбросив свою ношу кому-то на руки. Хм, а ничего. Кто воображал Сэма Винчестера? - Я, - сказала миниатюрная шатенка, и густо покраснела. - Что общего у Дика Окделла с Сэмом Винчестером? – напустилась на нее соседка. - Лобешник, - сказала кудрявая. Подумав, добавила: – И отец-идиот. Приношение «казначея» распотрошили, на столе снова появились горячие напитки и множество пирожков с разнообразными начинками. Лакомство простолюдинов, но все же… Ричард был голоден, а печенья и конфеты из ароматной коричневой пасты – не еда. Горячие напитки создали в животе обманное ощущение сытости, но оно скоро исчезло. - Почему так важно, кто кого воображал? – спросил он, стараясь есть свой пирожок как можно спокойнее и смотреть, как исчезают другие пирожки, как можно равнодушнее. -Потому что у тебя должна быть какая-то внешность, - пояснила рыжая невысокая женщина, стриженая… даже не по-мужски, а вообще не пойми как: на висках длинно, на затылке – так коротко, как и в Фабианов день не стригут. Дик за такую стрижку цирюльника бы побил, но в этом мире какие-то варварские представления о моде… - То, как ты появился здесь, - поведал «бакран-казначей», - это немножко искусства, немножко магии. Вовремя сказанное слово, идея, которая из шутки превратилась в проект… Словом, мы говорили-говорили о тебе, потом встретились, - Дик даже не стал спрашивать, как это: сначала поговорили, потом встретились? - потом меня погнали за пирожками, а Рошфор с лордом Гуаном и Оберефрейтором просто деликатно вышли прогуляться… А женщины сели в круг, взялись за руки и принялись тебя воображать. - Почему женщины? – Дик обвел глазами своих… спасительниц? Пленительниц? - Потому что у нас развито воображение, - гордо сказала рыжая. - Мужчины страдают нездоровым скепсисом, - добавила «бабушка Матильда». - И смертельно боятся выглядеть по-дурацки, - подытожила миниатюрная шатенка. - Дамы, - «казначей» поднялся. – Думаю, пора переходить к деловой части. Органичненько так переходить. Мы вызвали к жизни не бесплотный фантом, но человека разумного, плотского… Не стесняйтесь, герцог, тут никто не думает, что аристократ должен питаться воздухом, вот пицца с курицей, вот с колбасой, пирожки – выбирайте… Так вот, мы, конечно, продумали предварительно все детали, но ни один тщательно продуманный план не выдерживает, как известно, столкновения с действительностью. А действительность – это молодой человек без семьи, без крыши над головой, без документов и прописки, но со здоровым аппетитом. Не уподобимся же герцогу Алве и не откажемся от ответственности, которую сами на себя взяли, никто за язык не тянул. Вы уже ознакомили юношу с основным законом, по которому действует наш мир? Я имею в виду – «кто не работает, тот не ест?» Курица с грибами застряла у Ричарда Окделла в горле. Работать? Эти люди собрались заставить его работать на себя? - Слэшеры, - краем рта сказала миниатюрная шатенка, увидев, как заметались его глаза. – Все еще сидят под дверью. А комплект одежды, надетый на вас, у нас единственный. Нет, я ничего не имею против того, чтобы видеть вас голым, но тут не очень жарко. - В нашем мире людей судят не по тому, скольких предков они числят в родословной, а по тому, сколько они знают и умеют, - пояснила «бабушка Матильда». – А вы, Дик, знаете и умеете прискорбно мало. Стриженая и мужеподобная пробормотала что-то вроде: «Його бы в пэтэу чи в инстытута…» - Дик надеялся, что это не ругательство и не заклинание. Хотя – пусть ругается или колдует, все равно он утратил способность удивляться. Герцоги Окделл никогда не работали, а значит, в этом мире – явно близком к Закату – он даже меньше, чем простолюдин. - Зачем вы вызвали меня? – в тоске спросил он. – Чтоб мучить? - Альтернатива, - напомнила полная брюнетка. – Изначальные твари. Ням-ням. - Именно, - кивнул «казначей». – Не волнуйтесь, герцог, ничего, унижающего ваше достоинство, вам не предложат. - Лопата, - мечтательно сказала стриженая. – Кирка и тачка. Что еще нужно настоящему мужчине? У Дика были свои представления о том, что нужно настоящему мужчине, и эти представления, видимо, были написаны на его лице огненными буквами. - Слушай, - стриженая доверительно склонилась к нему, и взгляд Дика помимо его воли упал в вырез ее рубашки. Как раз туда, где легко было бы спрятать гайифский пистолет. – Мы все знаем твою жизнь от и до. Прямо скажем – и в своем мире ты не особенно блистал, мягко говоря. Наш же мир требует от человека твоих лет таких знаний и умений, что для тебя есть только два варианта: либо копать, либо не копать. Тому, кто не копает – не платят. - Если вы знаете мою жизнь, вы знаете, что я воин, - сквозь зубы сказал Дик. – Я мог бы служить вашему… повелителю. Будь он хоть сам повелитель кошек. Женщины и казначей переглянулись. Потом полная брюнетка полезла куда-то себе за пояс и достала оттуда… пистолет. Очень непривычного вида, но, несомненно, пистолет. Взяла его за ствол и рукоятью вперед протянула Ричарду. - Попади из этого во что-нибудь. Хоть вон в лампу. Дик посмотрел на светильник над столом – белое полушарие размером с человеческую голову. В такую цель попал бы и Манрик, но… в этом пистолете не было ни курка, ни колесца, ни полки, и когда Дик осторожно потянул за спуск, направив оружие в потолок, спуск не поддался. - Похоже, сударыня, ваше оружие заклинило, - с насмешкой сказал он. - Похоже, сударь, вы не знаете, что такое предохранитель, - женщина забрала пистолет и пальцем отодвинула какой-то рычажок. – Это такая штука, чтобы случайно не отстрелить себе задницу. И как проверить, заряжен ли пистолет, вы тоже не знаете, - еще один рычажок, щелчок, и в ладонь женщины упала черная коробочка. - Обойма пуста, в стволе – женщина как-то передернула ствол, - ничего нет. Патрон в нашем мире выглядит так, - из другого кармана она достала медный цилиндрик, с одной стороны запаянный свинцом. – Итого: в армию вы пока не годитесь. Даже в качестве рядового. Брюнетка спрятала пистолет. Незаряженный. Да и зачем ей заряженный – Дика она и так убила. - Тем более, и в армии придется копать, - вставила стриженая. – И уж там-то я точно не гарантирую от унижений. Скорее, наоборот: гарантирую, что они будут. - И что, мне всю жизнь прожить… землекопом? – Дик поморщился. - Мы подходим к самому главному, - «казначей» переплел пальцы, улыбнулся так, что стали видны десны. – Копать это не на всю жизнь, только на три летних месяца. У вас в течение четырех месяцев будут пища, кров и собственные деньги. За это время наш уважаемый представитель закона, - жест в сторону полной брюнетки, - сообразит вам документы. Увы, наш мир таков, что без документов никуда. А представительницы народного образования, - жест в сторону «бабушки Матильды», рыжей, миниатюрной шатенки и симпатичной кудрявой, - придумают, как протащить вас через систему госэкзаменов и превратить из, э-э-э… просто молодого обалдуя в э-э-э… социально полноценного молодого обалдуя. А пока мы займемся всем этим, вы вместе с госпожой, э-э-э… - Аноном с Троецарствием, - подсказала стриженая. - Да будет так. Анон с Троецарствием отвезет вас на это время в небольшой город неподалеку от столицы, в которой мы сейчас пребываем, и там вы овладеете не только лопатой, но и навыками, совершенно необходимыми вам, чтобы просто жить в нашем мире. Понимаете, у нас тут все довольно сложно. Если, например, представить себе, что эта жадная до мужского мяса когорта уберется из-под дверей, и вы сможете свободно покинуть здание – вы все равно не уйдете дальше ближайшего перекрестка. Не сможете сделать покупку, отыскать нужный вам адрес, перейти улицу. Попадете в беду. Чтобы с вами не случилось беды, нужно, чтобы рядом был кто-то… - Нянька, - скривился Дик. - Друг, - поправил «казначей». – Рассматривайте всех нас здесь как своих друзей. И последнее. Как вы думаете, почему меня называют казначеем? - Потому что вы… служите в казне? – предположил Дик, вспомнив кузена Наля. - Вторая попытка, - улыбнулся «бакран». - И наводящий вопрос, - добавила высокая женщина с пепельными волосами. – Чем еще мы отличаемся от герцога Алвы, кроме готовности взять на себя ответственность за того, кого приручили? На взгляд Дика, эти женщины всем отличались от герцога Алвы, начиная хотя бы с пола, но от него явно ждали не этого ответа. - Вы… - Простолюдинки? Не красавицы? Странно одеваетесь и ведете себя? – Э-э-э… трудитесь? Служите? - Умничка моя! – всплеснула руками рыжая. - Именно, - кивнул «казначей». – Мы все трудимся или служим. И деньги на ваше содержание, одежду и вообще устройство в жизни на первых порах мы собрали вскладчину. В отличие от герцога Алвы, мы не можем разбрасываться алыми ройями. - Это не к тому, чтобы попрекать вас куском, - пояснила пепельноволосая. - Просто в нашем мире важно знать, откуда что берется и куда девается, - добавила рыжая. - Эта тема больше никогда не всплывет, - пообещала «бабушка Матильда». – Мы не станем обвинять вас в неблагодарности, да еще и за глаза, как положительные господа и дамы типа Марианны. Мы не считаем, что вы что-то нам должны. - Но мы делаем это не потому, что вы герцог или Повелитель скал, - сообщила худая и кудрявая. – В нашем мире вы не то и не другое. - А потому что ты сирота, с которым жизнь обошлась весьма коряво, - подытожила стриженая. - В общем и целом, наши запасы ограничены, и об этом стоит помнить. В нашем мире мужчина, который не может заработать хотя бы себе на хлеб, считается мужчиной весьма условно, - казначей слегка наморщил свой выдающийся нос, явно демонстрируя свое отношение к «условным мужчинам». - Декоративная порода, вроде комнатной собачки, - очаровательно улыбнулась миниатюрная шатенка. Дик вдруг почувствовал, что ему не хочется быть в глазах этой женщины комнатной собачкой. Копать? Ладно. Если в этом мире труд землекопа не считается унизительным… Да и что может быть унизительней, чем эта беспомощность? Эти люди правы – в их мире он все равно что младенец. Нужно встать на ноги… А уж потом можно и поговорить с Создательницей. - Посему на ближайшее время наш анон с Троецарствием будет вашим ментором, - сказал «казначей». – Завтра мы отправимся за покупками. Вам нужна одежда, обувь и кое-какая экипировка. Сегодня вас устроят на ночь здесь, в офисе, вместе с вашим ментором. Завтра образуется более подходящее жилище. «Меня? С этой женщиной? На ночь?» - Дик почувствовал холод, ползущий вдоль позвонков. - Не бойтесь, я мальчиков не насилую, - улыбнулась стриженая. - Но анон с Троецарствием – не единственный ваш ментор, - продолжал казначей. – Собственно, вы всех нас можете рассматривать в этом качестве. Вот вам артефакт, который вы должны ценить и беречь как свой глаз или руку, - казначей протянул Дику маленькую плоскую черную шкатулку с цифрами, буквами и стеклянным окошечком. – Анон с Троецарствием научит вас, как им пользоваться. С его помощью вы сможете позвать любого из нас на любом или почти любом расстоянии. Если вы попадете в неприятную историю или заблудитесь или попросту захотите пообщаться – вы сможете вызвать нас с помощью этой вещи. Называется она мобильный телефон или мобилка или мобильник. Примите ее в дар от нашей маленькой компании. - Благодарю, - Дик почему-то почувствовал, что краснеет. Артефакт был не новый, местами поцарапанный, но ведь эти люди сразу признались, что они небогаты. Тем больше почета простолюдинам, способным оценить человека, на счет которого принцессы и королевы оказались слепы. - А теперь закончим наш торжественный ужин в честь герцога Окделла! – провозгласила шатенка. – И вспомним, что утром герцогу и его менторше нужно будет чем-то завтракать. Дальше разговор какое-то время шел о знакомых Дику вещах и людях – в частности, о древней магии да о герцоге Алве и его проклятии. Дик мало что мог сказать по этому вопросу – но весь превратился в уши. Ах, если бы он знал все это раньше! Появились еще трое – опять мужчины. Тот, кого называли графом Рошфором, не понравился Дику – главным образом потому, что не скрывал своей неприязни к юноше. Да, этому и в самом деле имело смысл покинуть комнату, пока женщины творили свое заклинание: его настроение все бы испортило. Зато двое других пролили бальзам на раны Дика, обсуждая военные кампании Алвы. Оба считали их сплошным жульничеством. Причем не в том смысле, в каком сам Алва говорил про нарушение правил и все такое, а в самом буквальном. Ну ведь и вправду, если выстрелить из пушки по кожаному тенту – ну никак не может быть, чтобы ядро отскочило! И ни один бириссец не выпьет столько, чтобы кидаться врукопашную на каре мушкетеров, имея вдвое больше заряженных мушкетов. И не бывает так, чтобы мелкокалиберная пушка стреляла дальше, чем тяжелое орудие. Но Дик сам видел – было. Произволом Создательницы, объяснили женщины. Опять Создательница. Опять она, женщина, которая не просто придумала, как Алва нарушает правила – а переписала внаглую все правила специально для него. А потом переписала обратно, потому что другим – нельзя. Недостаточно синеглазы. Наконец, компания начала расходиться. Из окна, выходящего в большой зал, было видно, что рассасывается и толпа любительниц гайифских ласк. Общим решением диван все-таки отодвинули от двери, но посоветовали как следует запереться. Дик получил свою порцию поцелуев в щечку и остался наедине с «менторшей». - Ну, есть желание помочь мне мыть посуду? – спросила женщина, подбоченившись. Желания у Дика не было, о чем он сказал откровенно. - Значит, поможешь из чувства долга, - сказала женщина тоном, не терпящим возражений. – Может быть, у тебя однажды появится прислуга, но я бы не рассчитывала на это в ближайшей перспективе. Ты рано или поздно заживешь своим домом и должен уметь обслуживать себя сам. - Я не понимаю, - тоскливо сказал Дик. – По вашим словам выходит, что вы вовсе не богаты. Но стеклянный стол – это же немыслимая роскошь! А эти миниатюры! А волшебная шкатулка, которая разговаривает на расстоянии! А этот диван! Почему нельзя было купить что-то попроще, но нанять прислугу? Я опять чего-то не понимаю? Так объясните мне! Женщина собрала со стола чашки на поднос, сунула поднос Дику в руки и показала ему в сторону кухни. - Ты заметил, что в этой квартире есть кухня, но нет спальни? – спросила она. – Есть столы, но нет кровати? Это квартира не для того, чтобы в ней жить, а для того, чтобы в ней работать и принимать клиентов. Называется «офис». Такие квартиры обставляются богаче, чем жилье. Это во-первых. Во-вторых, стеклянный стол для нас – вещь дорогая, но не роскошная. Стекло в нашем мире сравнительно дешево. Дешевы и эти пакетики с картинками, которые ты назвал «миниатюрами». Их делают при помощи машин, в огромных количествах, и они не стоят почти ничего. Роскошью у нас, как и у вас, считался бы стол из цельного дерева, особенно ценных пород. Завтра тебе покажут квартиру, где люди просто живут.
Мытье посуды, которое Дик полагал делом мучительным, оказалось легким: чашки требовалось только слегка протереть пенящейся ароматной жидкостью, а потом сполоснуть – и готово. Вода согревалась сама собой, и носить ее ниоткуда было не нужно. - Не обольщайся благами цивилизации, с послезавтрашнего дня мы начинаем жить в походных условиях, - сказала женщина. – Впрочем, тебе не привыкать, ты у нас ветеран Саграннской кампании. - Которая вся была жульничеством, - усмехнулся Дик, ставя последнее блюдце на сушилку. - Не вся, - улыбнулась женщина. – Жульничеством были только победы Алвы. Отвага солдат и офицеров – и твоя тоже – была настоящей. Понял-нет? Дик застыл, пораженный этим откровением. В течение последнего часа он переживал только горькую несправедливость, с которой Создательница управляла ею сотворенным миром. Алве – все, другим – ничего. Но большая некрасивая женщина словно бы смахнула с мира серую пелену. Ведь и в самом деле: все подвиги Алвы благоволением Создательницы превращались в ничто. Он побеждал в войнах не искусством, не числом даже – а всего лишь капризом высшей силы. Он бесстрашно нарывался на дуэли и шел в первых рядах, потому что знал: убить его не могут. Он спасал жалкого Фердинанда не из любви и верности к нему, а от страха: боялся за судьбу Кэналлоа. В мире, где за неверность карали так страшно, верность вообще ничего не стоила. Разве что верность простолюдина, который следует за сюзереном по велению сердца, а не потому что боги могут разрушить его дом… - Кажется, ты сегодня несколько раз серьезно подумывал увеличить свет убитым блондинкам, - усмехнулась женщина. - Я… нет! – Дик так резко разжал кулаки, что сам тут же понял, как выдал себя с потрохами. – А она… в смысле… тоже блондинка? - Крашеная, - усмехнулась женщина. – Хотя это неважно. Сядь-ка, друг мой ситный, поговорим. Они сели за другой стол – попроще, из того, что женщина назвала «пластик». - Я обещаю, что ты встретишься с ней, - сказала «ментор». – Это будет нетрудно устроить. И я полагаю, что к тому моменту ты откажешься от своего намерения. Добровольно. Сам. - Вы не понимаете, - Дик снова сжал кулаки. – Вам попросту неоткуда знать, как это… - «Как это» - что? Терять близких? Вынь голову из задницы, парень: ты не один терял близких. И дело сейчас вовсе не в них. Это причина, которую ты гордо называешь вслух, потому что она кажется тебе благородной. Но есть и другая. И дело именно в ней. Женщина подалась вперед, глядя прямо ему в глаза. - Дело в том чувстве униженности, оплеванности и ничтожности, которое накрывает тебя каждый раз, когда человек, который для тебя важен, который тебе интересен и нужен, решает вычеркнуть тебя из своей жизни не потому, что ты ему что-то плохое сделал, а потому что ты, видишь ли, не соответствуешь его представлениям о прекрасном. Очень хочется заставить этого человека ощутить то же самое. А если нет – то вычеркнуть из жизни его. Буквально. Она сцепила короткие грубые пальцы на столе, и Дик увидел, как покраснели ногти и побелели костяшки. - Твоя Создательница обидела не тебя одного. Я испытываю к ней точно такие же чувства. Точно такие же. Знаешь, что удерживает меня от соблазнительно простого метода решения этой проблемы? - Н-нет. - Попробуй догадаться. Считай это уроком. - Ну… у вас, как я понял, очень много значат законы… - Я похожа на человека, который боится законов? - Не знаю. Я не знаю, как в вашем мире выглядят и ведут себя люди, которые не боятся законов. Если бы вы были женщиной из нашего мира, я бы подумал, что вы веруете в Создателя, но ведь его не существует… - Существует ли Создатель - это вопрос философский, насчет меня ты опять не угадал. То есть, я верую в Создателя, но не это держит меня. Я тебе подскажу: это не внешняя причина, она внутри меня. - Но как я могу заглянуть вам внутрь? - Загляни себе внутрь и поищи причину в себе. - Какую? Если уж я убил Катарину – так значит, у меня не было никаких причин от этого удерживаться! - Ты убил не только Катарину, но и постороннюю женщину, вся вина которой заключалась только в глупости. Думай! Ты не хотел ее убивать, тебе для убийства потребовалось вообразить себя Алвой – почему? - Я не знаю! – Дик уронил голову на руки и заплакал. - Тебя удерживала совесть, - сказала женщина. – Как и меня. Глубоко внутри ты понимал, что если ты убьешь беззащитную женщину – какой бы гадиной она ни была – ты совершишь поступок гнусный и бесчеловечный. Ты уже не будешь тем человеком, каким был прежде. Ты запятнаешь себя. - Я… - Дик вскинул голову, - я не запятнал себя! Я отомстил за отца, я… - Жопа бугая, - спокойно сказала женщина. – Не ори, голос совести все равно не заглушить. Как бы другой ни был виноват перед тобой – но все его вины закончились в тот момент, когда он перестал дышать. А твоя боль не утихла. Она до сих пор саднит. Ты же ничего не добился. И не добьешься, если убьешь Создательницу. Она так и будет тебя презирать – и ты уже ничего не изменишь, ты не догонишь ее на том свете, не схватишь за руку, не объяснишь, какой ты хороший… Так есть ли смысл мараться в крови? Не лучше ли просто задуматься – почему ее слова причинили тебе такую боль, что ты совсем голову потерял? Что для тебя на самом деле значил Алва, что значила она? - Я любил ее, - Дик шмыгнул носом. - Вранье. Ты любил фантом, сотканный твоим воображением. Идеальную Талигойскую Розу, которой никогда не существовало в действительности. Если бы ты любил Катарину Оллар – ты бы не впал в раж, узнав, что она сука. Ты бы любил ее и такой, вместе со всем ее сучеством. Страдал бы от этого сучества, и продолжал любить. На самом деле ты не любил ее – но страстно, до судорог хотел, чтобы она любила тебя. И так же страстно хотел, чтобы тебя любил Алва. Потому что этот идиот сам вызвался тебе в отцы, а ты тосковал об отцовской любви с младенчества. - Нет, - юноша всхлипнул. – Когда Алва убил отца, мне было уже десять. - Ты тосковал об отцовской любви с младенчества, потому что твой отец был поц, способный любить только себя. И к Алве ты прикипел, потому что это такой же поц, способный любить только себя. Дик не знал, что такое поц, но подозревал что-то нехорошее. Возможно, даже неприличное. - Может, и я способен любить только себя? Может, и я этот… поц? - Ты, вне всяких сомнений, поц, - развела руками Аннон с Троецарствием. – Но у тебя все совсем плохо, ты даже себя любить неспособен. Ты можешь только жаждать любви, но когда получишь ее – не узнаешь, даже если тебя в нее ткнут носом. Потому что не знаешь, на что это похоже. - И что же мне делать? - Присматриваться. Ты сегодня получил кучу если не любви, то хотя бы искренней симпатии – но с момента появления Рошфора таращил глаза в его сторону. Единственного человека, которому ты не нравишься. Зачем западать на тех, кому ты заведомо неприятен или пофигу? Затем, что так холодно вели себя с тобой отец и мать, это первый образ любви, который ты получил, и все никак от него не отмокнешь. Мир полон хорошеньких женщин – а ты запал на кого? На форменную курву. И сейчас тебе не дает покоя другая курва. Слушай, что тебе скажет тетка, у которой полно горького опыта на этот счет: есть один способ мести. Гораздо более совершенный, чем убийство. Гораздо лучший. Я научу тебя. Она встала и шагнула к окну – тому, что выходило на улицу, освещенную таким множеством огней, словно этот город не желал признавать существования ночи. - Нужно сделать свою жизнь так, - сказала она, вбивая каждое слово, как гвоздь, - чтобы она была полней, радостней и чище, чем жизнь того, кто имел глупость тебя презирать. И когда ты совершенно искренне забудешь его, как глупый сон – твоя месть совершится. И вся боль уйдет. И однажды тебе скажут, что такой-то презирает тебя и ставит ни во что, а ты не сможешь даже вспомнить, кто это и какое тебе дело до его чувств. Она повернулась к Дику лицом, и он увидел, что глаза ее зелены, как медная патина. - Есть только один способ лишить эту женщину звания создательницы – создать себя самому.
*** Когда на следующий вечер Дик лег спать – уже не на диване офиса в спальном мешке, а на упругой мягкой постели, в цветных простынях – ему казалось, что голова у него гудит и вот-вот лопнет. Из «офиса» они ускользнули ранним утром, не столько ради того, чтобы избежать «слэшеров», сколько затем, чтоб «успеть на базар, пока не началась толкучка». По дороге Дик успел порадоваться, что не последовал желанию бежать куда глаза глядят: без своей менторши они в самом деле ушел бы не дальше первого перекрестка. Эти кошмарные экипажи без лошадей! Эти толпы людей! Этот город! А ведь Оллария когда-то казалась ему огромной… А подземная дорога и ее стальные кареты? А карта подземелиц, в которой сам Леворукий ногу сломит? Куда там легендарному, Гальтарскому Лабиринту! Хоть местные буквы оказались понятными, и то счастье (по поводу которого менторша немало потешалась). Потом был рынок. Если это «пока не началась толкучка», то что такое «толкучка началась»? Из этого людского водоворота они вырвались, набросав на дно Дикова заплечного мешка (рюкзаком именуемого) кучу одежды, которая в большинстве показалась Дику уродливой, а менторшей подбиралась по признаку «не будет жалко». Кроме вороха рубашек и коротких чулок под названием «носки», нижних панталон, едва прикрывающих зад и носящих обидное имя «трусы», подштанников и безобразных штанов, покрытых коричневыми и зелеными пятнами (менторша не преминула сообщить, что именно в таких ходят здешние военные, и Дику окончательно расхотелось в армию), они приобрели две пары обуви: шнурованные белые башмаки с красными полосами и черные высокие ботинки, которые менторша назвала «берцы» и порекомендовала Дику не снимать после примерки, а сапоги припрятать до лучших времен. Также были приобретены во многом числе всякие мелочи вроде иголок, булавок, ниток, мыла, щеток для чистки зубов и пасты для того же, непонятных штук, в которых Дик ни за что не признал бы бритвенный прибор, кабы ему о том не сказали, простой металлической посуды, полотенец для тела и для лица, и еще множества вещей, назначение которых было для Дика совершенно туманно. Потом у менторши запел ее «мобильник», и она сообщила кому-то, что к одиннадцати они будут в «Му-му», а Дику объяснила, что это такая харчевня. Поскольку от утренних пирожков в животе не осталось даже воспоминания, Дик ощутил душевный подъем и поспешил за наставницей. Возле харчевни их уже ждали Казначей и примерно дюжина дам, как знакомых, так и незнакомых. Среди незнакомых Дику особенно запомнилась совсем юная девушка в расстегнутом камзоле, из-под которого виднелась рубашка со странным изображением: в выполненный в черно-белых красках портрет мужчины, выглядящего так, словно соберано Алваро одолжил выражение лица у Жиля Понси. Под этим изображением была надпись: «Мы верим в Северуса Снейпа!». Интересно, кто таков этот Северус Снейп? Когда Дик узнал, что в этой харчевне каждый должен прислуживать себе сам, он начал ожидать худшего – но вопреки его опасениям, еда оказалась не просто вкусной, а очень вкусной. Откуда-то все время слышалась музыка, но музыкантов он не видел. Впрочем, он уже привык к тому, что местные жители слушают музыку из своих волшебных коробочек – мобильников, айподов, чудо-книг и прочих устройств. Собственно, Дик привык даже к мысли, что эти коробочки есть произведение не магии, а науки, волшебными он их называл про себя только ради красного словца. По просьбе любопытных «неправильных читателей» Дик делился впечатлениями, которых у него было больше, чем слов, но самое главное впечатление от этого мира еще не сложилось: оно только зрело, как тесто в кадке. После позднего завтрака (или раннего обеда?) все отправились в место под названием «Декатлон», где снова предстояла покупка одежды, потому что там происходила «большая распродажа». Дик ожидал увидеть что-то вроде уже виденного рынка, но мир этот был богат на сюрпризы. То место, где Дик оказался после короткой поездки на безлошадном экипаже для простолюдинов, который называли «маршруткой», было просто дворцом из гранита и хрусталя. И в этом дворце бок о бок теснились лавки, лавки, лавки – изысканно обставленные, с вежливыми приказчиками и приказчицами, торгующие разнообразным товаром, преимущественно одеждой. Но «Декатлон» поражал и по сравнению с ними. Одежда, купленная на рынке, была либо уродливой, либо нижним бельем. Одежда в «Декатлоне» была красивой. Дик уже понял, что богатство и яркость отделки считается в этом мире признаком дурного вкуса, особенно в мужской одежде, но изящество покроя смог оценить и он. Здесь ему предложили впервые сделать покупку самостоятельно. - Тебе нужны два свитера, один на более теплую погоду, из льна или хлопка, один на погоду похолодней, шерстяной, - сказала менторша. – Нужны приличные штаны. Кроме этого, мы берем флисовые куртки, это не обсуждается, и всякую мелочевку типа дождевиков, пенделей и пенок. Ветровка тебе тоже не помешает. Где что мы покажем, в остальном рассчитывай сам. Вот тебе три тысячи, больше мы не можем потратить на одежду. И помни: сейчас весна, на ваши деньги примерно весенние скалы, и ночи еще холодные. Да, подумал Дик, они действительно отличаются от герцога Алвы. Но одежда примирила его с действительностью. «Флисовые куртки» оказались приятно облегающими фигуру, но не тесными, теплыми и такими легкими, словно сотканными из воздуха. Выбранные штаны были черного, с угольным отливом, цвета и имели два кармана на бедрах, два – над коленями, два на заду, и один – нашитый сбоку на карман побольше, застегнутый на так называемую «молнию». В него аккурат помещался Диков «мобильник». «Ветровки» юноше показались легкими и какими-то ненадежными, но зато можно было выбрать среди прочих окрашенную в родовые цвета. «Свитер» оказался еще одной разновидностью вязаной одежды – почему-то ее любили в этом мире. Среди тех, которые Дик «мог себе позволить» (до чего же отвратительное ощущение все-таки!) родовых цветов не нашлось, но Дику понравились темно-красный и темно-зеленый. Юноша впервые в жизни примерял готовое платье: в Надоре его обшивала старая Нэн, в Олларии портной Алвы шил на заказ. Умение разбираться в размерах и ценах пришло не сразу, хотя Казначей доброжелательно помогал с выбором. После всего этого денег осталось еще на две вещи, без которых, по словам менторши, обойтись было никак нельзя: коврик из очередного легкого плотного вещества, и в самом деле как будто сделанный из пены, и маленький коврик из того же вещества, крепившийся к поясу и прикрывающий зад. Дику было не впервой сидеть и спать на голой земле – в саграннском походе даже Алва порой спал на постели, состоящей только из плаща и седла. Ах, как бы пригодились там эти коврики! Нет, в чем-то этот мир очень даже неплох… Юная девица с портретом Северуса Снейпа потерялась где-то, а потом объявилась с ворохом разноцветных платков возле прилавка, где приказчики принимали плату. Дик расстался с деньгами легко – к мысли о том, что эти бумажки что-то стоят, он привык не сразу. А когда девица расплатилась за платки, возник несколько неловкий момент, потому что одну из своих покупок, черный платок с изображениями драконов, она подарила Дику. Прилично ли принимать подарки от девушек? Дик осторожно спросил это у менторши, и та шепнула в ответ, что ничего, можно, если подарки недорогие, вроде этого платка, называемого «банданной». И добавила уже вслух, что девушка молодец: сама она не подумала, что понадобится повязка от пота, заливающего глаза.
- И кстати, ты стричься будешь? – уточнила она. – Нет, такая прическа в нашем мире для парня твоих лет очень даже ничего, но в работе будет мешать. Так что имеет смысл или заглянуть в, э-э-э, цирюльню, или купить резинки для волос. Дик выбрал сохранить волосы, и в мелочной лавочке ему сделали еще один «прилично» дешевый подарок: горсть разноцветных шнурков для волос. Шнурки растягивались как мокрая кожа, только лучше. Смущенный Дик поцеловал дарительницу в щеку. Девушке ее лет в Талиге можно было бы подарить и поцелуй в губы, но Дик решил не рисковать. Бродя по торговому дворцу, они опять успели проголодаться и посетили другую харчевню, где каждый прислуживал себе сам. В этой харчевне подавали вовсе непривычные блюда, и Дик, хотя и не рискнул взять крохотные сверточки с сырой рыбой и вареным зерном, соблазнился на резаного осьминога. Приятно все-таки закусить Приддовым родичем. Палочками он отказался есть наотрез, и менторша с ним согласилась – рано. Вновь завязался разговор о Талиге и его политических делах, а там незаметно подоспело время развлечения, которое называлось «кино». Перед входом в темный зал Дика предупредили, что зрелище представляет собой световой фантом, и что бы ни происходило на глазах Дика, он должен помнить: это иллюзия, не более того. Предупреждение оказалось весьма своевременным. Дик самому себе в этом признавался с трудом, а уж вслух об этом не сказал бы и подавно, но когда перед ним появились гигантские фигуры и лица, ему стало слегка не по себе, а когда он к этому привык – все эти странные люди в дурацких костюмах и самодвижущихся доспехах принялись воевать, и Дику постоянно казалось, что его вот-вот зашибут летящими предметами. Особенно мороз по коже продирал от одного парня, который был сьентификом, но в гневе превращался в зеленого великана. Потом снова пошли в ту же харчевню, но на сей раз взяли только напитки, и начали говорить о «фильме» - то есть, опять выспрашивать Дика о его впечатлениях и растолковывать ему непонятные места (юноша не без облегчения узнал, что в зеленых великанов в этом мире никто не превращается и самодвижущихся доспехов не существует – а то мало ли…) Особенно усердствовала девушка. В довершение всего они поехали на подземном экипаже в старинную часть города и часа два водили Дика по площади, которую называли Красной. Память об Олларии окончательно померкла: Дик понял, что столица Талига – большая деревня. Еще одна поездка по подземной дороге – и они оказались на окраине, среди домов-башен, в строгом порядке окружающих зеленый парк. Здесь, сказала менторша, и будем ночевать. Они немного погуляли по парку и попрощались с дюжиной НПЧ, после чего менторша завела Дика в еще одну грандиозную лавку, где предстояло купить еды (заявляться на ночевку с пустыми руками – неприлично, объяснила она). Еще один урок: Дик узнал, что в жестяных банках продается еда длительного хранения, в запаянных пакетах из «пластика» - молочные и мороженые продукты, что тонкие желтые палочки и крючочки можно варить и есть, что «кэналлийского в этом магазине нет, зато есть неплохое крымское». Хозяева дома – милейшая чета сьентификов – жили, по меркам этого мира, средне-зажиточно. Менторша объяснила ряд признаков, по которым можно составить о богатстве человека верное представление: размеры жилища, наличие собственного самобеглого экипажа – «машины» - и его марка («джипы – это как мориски среди машин, а ламборджини – как линарцым»), наличие прислуги – самый верный признак (ага, здесь все-таки у кого-то есть прислуга!), держать ее позволяют себе только люди с самым высоким уровнем дохода, даже большинство богачей обходится без постоянных слуг, предпочитая для наведения порядка вызывать временных. Одежда обманчива: во-первых, далеко не все жители этого мира с первого взгляда могут распознать то, что куплено в дорогом магазине и то, что куплено на рынке, во-вторых, часто бывает, что человек со средним уровнем дохода пускает пыль в глаза и тратится на дорогую одежду, пренебрегая всем остальным – и наоборот. Например, хозяин этого дома одевался как бродяга, и сам это признавал, а деньги предпочитал тратить на обустройство жилища. Украшения – тоже не показатель: многие женщины считают покупку золота и камней хорошим вложением средств, а собственное тело – чем-то вроде передвижного банка. Не боятся ли они быть ограбленными? Боятся, конечно, но ведь грабитель может залезть и в дом, и из банка деньги достать… Словом, Дик, представленный как дальний родственник менторши, настолько устал от впечатлений, что за ужином на вопросы хозяина отвечал вяло, откровенно клевал носом и обрадовался, когда ему сообщили, что постель готова. Радость оказалась несколько преждевременной: менторша велела перепаковать заплечный мешок, уложив сегодняшние покупки «как можно рациональней», ознакомила юношу с основными принципами этой рациональности и под конец помогла подогнать упакованный рюкзак по росту и ширине плеч, после чего приторочила к нему «пенку», «пендель» и скатанный спальный мешок. Рюкзак и спальный мешок достались Дику в подарок и были подержанными. Менторша посетовала на малую вместимость и потасканный вид, и сообщила, что с первой же «зарплаты» нужно будет «обзавестись чем-то посолидней». Затем пожелала спокойной ночи и отправилась спать в комнату хозяйки. Дик наконец-то остался один, какое-то время не мог заснуть под грузом раскалывающих голову впечатлений, а когда сон коснулся его наконец-то, успел перед отплытием в темноту сформулировать то, что накопилось за день: этот мир принадлежит ремесленникам, купцам и сьентификам. Герцогам в нем, кажется, места нет.
Они играют. Это жуткая игра, но верная - иного не потерпит Честь. Рокэ ставит на стол пустые и искрящиеся хрусталем бокалы, улыбается кошачьей, чарующей улыбкой. Улыбаясь, откидывается в глубоком кресле. Прикрывает тонкими веками невероятно-синие глаза. У Ричарда теперь уж точно дрожат руки. Вина из двух бутылок в два бокала. Только в одном бокале чтобы был заветный яд.
Он отворачивается: - Прошу... вас, монсеньер, - голос немного прерывается. - Чего вы так испугались, юноша? Вы ведь совсем недавно были готовы выпить это сами вместе со мной, теперь у вас есть шанс. Кроме того, это гораздо больше напоминает вашу Линию, не так ли? Или боитесь Божьего Суда? Алва смеется. Он всегда смеется. А у Ричарда непонятно почему болит в груди. До Ричарда доносится скрежет стекла по дереву - Рокэ, не просто взял бокалы, он еще и передвинул на столе оставшийся. Это условие - не знать до самого конца. Ричард сжимает кулаки.
И быстро оборачивается. Эр салютует: - Ну? Я пью... за вас! И делает глоток. Ричарду горько. Нет, действительно. На той стороне - Придды, Катари, и Люди Чести, и... Но Алва его эр. Дурной или хороший, но... Возможно, Алва выпивает свою смерть сейчас. - За вас... - порывисто и тихо шепчет Дик.
Он бы хотел сказать "эр Рокэ". Или "монсеньер", но права нет. Поэтому он лишь подносит свой бокал к губам. Отблески пламени в камине на их лицах. Жаркие волны воздуха от очага на коже, холодеющей пока еще только из-за волнения. - Что будешь делать, когда я умру? - лениво спрашивает Алва, лаская кончиками пальцев свой бокал.
Они пьют медленно. "Куда спешить теперь" - так Алва и сказал. Дик поднимает взгляд на него. И внезапно улыбается слегка растерянно: - Какая разница? Алва чуть выгибает бровь и Дикон поясняет свою мысль: - Ведь вы умрете и придет Хуан. Алва смеется и протягивает к нему руку, подзывая: - Брось. Тебя не тронут, я отдам приказ. Так что ты будешь делать? "Когда ты умрешь?" Ричард подходит и садится у колен своего эра, как хотелось иногда. - Наделаешь очередных глупостей, вероятно? - Нет. Вернусь назад. В Надор. Устрою там дела. - Вот как. А после? - Не важно. В горы, в Торку, хоть куда. - А ваши Люди Чести? - Нет. Они мне... не свои. Ричард отводит вгляд, судорожно глотает "Кровь" - он просто хочет пить. - А что сделаете... - он, кажется, всего от полбокала вина пьян, - А что, когда я умру, будешь делать ты? И вздрагивает, чувствуя, как тонкая рука ложится на его макушку. Ощущая легкие пальцы, перебирающие прядки. Алва смеется: - Это, например, - и добавляет доверительно, - хотел. Очень. Всегда. Ну а потом... К морискам-родичам. У них всегда война, можно забыться. Солнце все выжигает, все высушивают белые пески...
Бокалы опустели. Алва улыбается, ласково и безумно, Ричард говорит, просит, на случай, если он, молит за Катари... - Список? Впервые слышу! - Квентин? Он шифрует документы, юноша, вы знаете? - Почерк Сильвестра? В верхнем ящике его письмо. Сравни... Ричард сжимает рукоять ножа, смотрит в очаг, давно уж прогоревший... Алва поднимается. - Идем! Есть время, прогуляемся, кого-нибудь с тобою напоследок...навестим.
Первый Маршал смеется, и глаза сияют совершенно лихорадочно. Он оскорбляет Ги и Иорама, Ричард удивляется, как те бесстрашно назначают время боя. Штанцлер... Ричард улыбается другу семьи - не так же зло, как эр, а как... как нужно улыбаться перед собственной смертью другу своей многим ему обязанной семьи. - А секундантом, Дикон, будешь только ты!
А дома страшно. Нет. По-настоящему. - Мне жаль. Так жаль, монсеньер! Я надеюсь... Я надеюсь, что это... А Алва уже не смеется и не улыбается: - Пришло время последней воли, как вы полагаете? - Чьей? - распахнув глаза, по-детски спрашивает Дик. - Не важно. Все живущие, в конце концов хотят только... Губы у Рокэ влажные и теплые. А с Марианной целоваться Ричарду не нравилось. Он раскрывает рот. С ним по-другому. С ним... Руки у Рокэ сильные. И жарко с ним. И не понять, у кого лихорадка. По чьим именно жилам разлился яд, против которого, скорей всего, бессильно уже выпитое только что противоядие. Проснется на рассвете лишь один. - Не закрывай глаза, - целует его Алва, - что же ты, не спи, не спите, юноша! - Не засыпай, - скрывая слезы в кружеве чужой рубашки, шепчет Дик.
альтернативный ХЭРассвет Ричард встречает молча. Удивительно красивый. Даже жалко, что Дик не может рассмотреть, но слезы застилают глаза, совершенно недостойные - хотя, какая разница, какое еще может быть достоинство?! Он... Он проснулся. Он хотел бы никогда не просыпаться, он... не хочет. Он не хочет, не хочет видеть. И не может не подняться, не дотронуться до... теплого лица?! - А я все думал, собираетесь ли вы уже проснуться, юноша, - смеется эр, не открывая глаз, - эрэа смерти этим утром больше нравятся наши противники. Дика притягивают в поцелуй. Он не сопротивляется, только смеется. Алва поднимается и тянет его за собой: - У нас дуэль, Ричард, вы помните еще? Придется жить.
Простите, без романтики, маленькое хулиганство, автор № 4 не смог пройти мимо скандала. Если сильно ужасно и уж совсем неприемлемо – прошу модераторов убрать это безобразие. Пинайте автора4 смело - он осознает, что заслужил...
Приключилася в Надоре знаменитая беда, Даже статуя Алана покраснела со стыда! Пострадал невинно Окделл от поклепа злых невеж: Про него и соберано кем-то был написан слэш. Ах, какой скандал случился в результате злых интриг - Три недели волновался взбаламученный Талиг! Возмущенные эрэа, как узнали, по утру С длинной нотою протеста заявились ко двору. Королева Катарина услыхала эту весть, И без продыха рыдала, дней, пожалуй, пять иль шесть. Горе женское понятно: все мужчины на войне, Потому как обстановка крайне сложная в стране. А в столице соберано, вы подумайте – один! Заменял собой с успехом всех воюющих мужчин. И пока рыдали горько дамы над своей утратой, Сплетню смаковал дип.корпус - оживились дипломаты. Усладила эта новость слух гайифского посла, Он тот час же приглашенье для Рокэ Алвы прислал: “Приезжайте к нам в Гайифу, видеть вас мы будем рады, Вам присвоен новый статус – Вы теперь персона грата!” Слух, дойдя до Кэнналоа, чуть не вызвал мятежи, За ножи схватились разом кэнналийские мужи, Только вот кого б прирезать – долго не могли решить, И решили к соберано на подмогу поспешить. Злобно потирает лапки королевский кансильер, Мысля: “Будут беспорядки, коль не примут нужных мер”. Квентин Дорак был в смятенье! В шоке и глухой тоске Он подал опроверженье, выступив с коммюнике! Савиньяки, защищая честь Алвы, стоят горой, Возмущенье выражают всей сплоченною семьей: Был по армии подписан и распространен приказ: Привожу его дословно: “Наше Все – не…такой!” Ричард Окделл выл от горя, бился в стену головой, Повторяя беспрестанно: я, я тоже не такой! Что же делал соберано? Почему герой молчал? Алва отдыхал в запое, а маразм, меж тем, крепчал… Изголялась и смеялась стоязыкая молва, Весть ходила и бродила, и до автора дошла. Автор срочно принял меры, чтобы задавить скандал: Алва вышел из запоя и Окделла отослал. Только поздно и напрасно - слэшу нет теперь конца, Сводят фики двух нечастных разлученные сердца! А мораль сего сказанья так проста, что проще нет: Не пишите слэш, и автор не испортит свой сюжет!
Понравившиеся мне исполнения. Утащила себе с любезного разрешения авторов.
Автор Anita Зарисовки из жизни Леворукого, или А вдруг так и будет? Было странно, но кот казался мерзким. Странным для Леворукого было не само ощущение омерзения, а то, что оно шло от кота. К котам Зеленоглазый привык. Видел всяких. Но этот показался мерзким сразу – как только воздух перед камином поплыл, закружился, потом загустел и из созревшего тёмного шара вывалился очередной хвостатый обитатель Заката. Некрупный, плотненький, с ухоженной шерстью отвратительного, серо-грязно-неопределённого цвета и с такими же глазами. Кот сразу заурчал, замяукал, явно жалуясь на прошлую жизнь, рванул к новому Хозяину и весьма бесцеремонно начал тереться о ноги, продолжая мяукать – обволакивающе-требовательно. - Ты полегче, - сказал Леворукий новичку, - это успеется. Дай я на тебя посмотрю. Узнать не составило проблем. В человеческом облике, надо сказать, он выглядел посолиднее… Впрочем, ощущение мерзкого от узнавания только усилилось. И никуда не ушло со временем, хотя кот, которого Леворукий условно назвал Пегим ( конечно, никаким пегим он не был, просто на редкость неопределённый и противный цвет) был уже не новичком.. Но жалобно-мяукающий комок по-прежнему вызывал желание отодвинуть его, причём ногой. Повелитель Кошек вздохнул. Огонь в камине уютно трещал, вся кошачья братия, допускаемая в комнату, вела себя пристойно, хотелось сидеть и не двигаться, но Пегий всё ближе и ближе придвигался к Хозяину, явно намереваясь начать свои жалобы. Леворукий, не отрывая взгляда от огня, предупредил: - Изгоню. Пойдёшь к Шестилапому и будешь учиться с ним ладить… Пегий обиженно мявкнул и замер. Позади скрипнула дверь, по полу уверенно процокали четыре пары лап и раздалось короткое, требовательное «Мяу!». -Разбирайтесь сами! -Мяяяу! – уже другое, с оттенком страдания и какой-то возвышенной тоски. -Ну? – Повелитель Кошек обернулся. Крупная, красивая, кошка с нахальными янтарными глазами (Леворукий называл её Белой – за ослепительно-снежный цвет шерсти) сделала шаг к Хозяину, потёрлась о ногу, и, словно кивая, обернулась на свою спутницу – мол, посмотри на неё. Дымчатая, удивительно изящная кошечка подняла на Хозяина голубые с поволокой глаза, в которых отразилась кошачья скорбь всех Миров Ожерелья одновременно, со значением перевела томный взор на Белую, издала звук, который можно было принять за кошачье «Ах!» и потупила взор. - Прямо скромница под свадебной фатой! – усмехнулся Страж Заката, оборачиваясь к Белой. Та согласно фыркнула. Дымчатая грациозно прошла к камину, брезгливо обойдя Пегого, аккуратно села у огня и демонстративно отвернулась. Белая фыркнула ещё раз и запрыгнула на колени к Хозяину, тот рассеянно почесал её за ухом. - Вы же при жизни вроде неплохо ладили... что же теперь-то цапаетесь? Вместо ответа Белая ткнулась носом в подбородок Леворукого, Дымчатая сделала вид, что не расслышала. Так бывало. Характер человека, перебираясь в кошачью ипостась, обычно сохранялся, а вот отношения с прежними знакомыми могли меняться до неузнаваемости. Белая и Дымчатая в прошлой жизни были родственницами, не имели больших конфликтов, Белая покровительствовала Дымчатой и весьма доверяла ей. Здесь же они постоянно что-то делили, что-то выясняли, истерически вопили друг на друга, но заканчивалось это всегда одинаково: Белая приходила искать справедливости у Хозяина, а её гордая страдалица-оппонентка демонстративно показывала, что она, мол, не нуждается. …. С каминной полки на происходящее взирал ещё один кошачий дуэт, для которого новый облик тоже стал поводом для новых отношений. Крупный, с большой головой и маленькими ушами, покрытый короткой, блестящей, серой с голубоватым отливом шерстью кот посмотрел сверху вниз на дымчатую страдалицу у огня, осуждающе мяукнул и повернулся к своему соседу – пушистому, вальяжному, трёхцветному красавцу. Трёхцветный в своё время, появившись в хоромах Повелителя кошек, сухо мяукнул, запрыгнул на каминную полку и замер. Никто к нему не совался, и он ничьего общества не искал. Лежал один, недовольно щурился, пока перед камином не материализовался Серый. С тех пор эти двое делили каминную полку пополам, что-то урчали друг другу, кивали, соглашались и никого больше к себе не подпускали. Признать в них заклятых врагов, много лет по мере сил портивших друг другу жизнь, было невозможно. Дверь за креслом вновь скрипнула. -Мяяя? – негромко и вопросительно. -Я тебя не выгонял, - Леворукий опустил руку, в неё тут же ткнулся активно заёрзавший о ладонь нос, - ты сам то уходишь, то приходишь. ….Молодой, ещё не выросший на размер взрослого кот, беспокойный, нервный, встал передними лапами на вытянутые к огню ноги хозяина, заглянул в глаза. -Не начинай, - Зеленоглазый отрицательно покачал головой, - нет. Ты можешь приходить, когда хочешь. И уходить, раз уж тебе так необходимо общество этого… чудища. Но его я сюда не пущу. Я не терплю заносчивых дураков и уродцев к тому же. За дверью гордо, обиженно проорали. Вокруг зашипели. Шипели так же, как в тот момент, когда орущий за дверью впервые возник перед камином. Коричневый шестилапый кот, освещённый пламенем, заставил Леворукого поперхнуться, а хвостатых дружно выразить своё кошачье «Фи!». Приглядевшись к этому чуду, Повелитель кошек долго смеялся, говорил, что справедливость всё же есть, хотя бы в Закате, а если тебя уже при жизни переименовали в животное – точнее, в насекомое – то ни на что хорошее рассчитывать не приходится. Ты мнил себя избранным, не таким, как все? Что же, теперь у тебя есть все основания о себе так думать... Правда, наука не пошла уродцу впрок. Шестилапый умудрился переругаться со всеми котами, не терпевшими высокомерного, наглого обращения, а на другое эта кошачья гусеница была неспособна. После того, как Шестилапый попытался в очередной раз бесцеремонно навязать своё общество Дымчатой, он получил по морде сразу от двоих – от крупного, мощного, обычно ни во что не вмешивающегося Рыжего и упитанного, суетливого Толстяка. Толстяк держался от всех в стороне, бросая издалека на Дымчатую достойные влюблённого юнца взгляды, но даже это он дела украдкой, а уж подходить к изящной страдающей красотке просто-напросто боялся. Леворукий рассудил, что если уж откровенно трусоватый Добряк решил применить силу, то покоя не будет, и уродец вылетел за дверь, утратив право возвращаться в комнату. О нём на какое-то время забыли, но потом появился молодой котёнок. Он осторожничал, виновато опускал глаза перед Дымчатой – которая его гордо не замечала – и искренне обрадовался, услышав однажды за дверью голос Шестилапого. С тех пор Малыш иногда убегал со своим прежним кумиром, шатался с ним где-то, возвращался, делал попытку упросить Хозяина впустить уродца, получал отказ и всё повторялось по кругу. Так было и сейчас. Услышав «Нет» Малыш сник, помялся с лапы на лапу, осторожно пробрался мимо Дымчатой, неожиданно взрослым голосом мявкнул на явно набивающегося в компанию Пегого, улёгся, вытянул передние лапы и грустно замолчал. Камин уютно потрескивал, кошка на коленях и коты вокруг уютно мурчали, и Страж Заката почти начал погружаться в дрёму… Внезапно Дымчатая вскочила, шарахнулась от пламени, выгнула спину и зашипела. Белая выпустила когти, скатилась с колен Хозяина, юркнула за кресло. Мурчание вокруг прекратилось. Это всегда забавляло Леворукого – то, что появление новичка коты чувствовали раньше самого Повелителя. Зеленоглазый с интересом уставился на пламя – кто же не этот раз? Воздух перед камином постепенно утрачивал прозрачность, густел, внутри него созревало что-то тёмное, тяжёлое, постепенно обретающее кошачьи черты… А когда обрело, в комнате повисла тишина. Никто не урчал, не мурчал и не шипел. Все молча смотрели. Леворукий тоже смотрел. В постепенно обретающем прозрачность воздухе сидел чёрный кот с пронзительно-синими глазами. Спокойными, уверенными. Судя по тишине, его все узнали. Узнала Белая, вышла из-за кресла, наклонила голову слегка вбок – ну-ка, ну-ка… давно не виделись… Узнал Толстяк, радостно сделал несколько шагов к новичку и остановился в нерешительности, покачиваясь на коротких толстых лапах и поглядывая на Дымчатую – тревожно и сочувственно. Узнал Пегий, с почти человеческим визгом выскочивший из комнаты, как только фигура перед камином начала обретать хоть какие-то очертания. Узнал Малыш. Он вскочил, шагнул было вперёд и остался стоять, а по растерянной мордочке было видно, что коту хотелось и убежать, и приблизиться одновременно. Узнала Дымчатая, которая смотрела на синеглазого так, как будто нет этой комнаты, нет самого Леворукого и Заката тоже нет. Леворукий нахмурился. Так дело не пойдёт… Конечно, это не по правилам…но однажды он их уже нарушил … почти…если этот человек стоил этого тогда, то сейчас стоит тем более… сейчас тем более надо… Подошёл, присел, взял кота на руки. Наклонился к уху. -Выход там же, где был вход. Решай сейчас. Осталось меньше минуты… Вместо ответа кот собрался в комок, подобрал хвост, сощурился на пламя. Повелитель кошек усмехнулся, отступил от камина на шаг и, пробормотав: «Должно получится» левой рукой швырнул красавца в огонь… _____________________________________ Царапина на щеке, прокусанный палец, порванная рубашка. Делай после этого добрые дела… Подопечные, надутые и застыдившиеся, сидят у ног и преданно смотрят в глаза. Ага, преданно, пока не объяснил, такое творили… Рыжий-то не удивил, а вот Толстяк с Дымчатой… Такого единодушия это пара не проявляла ни при жизни, ни в Закате… -Я, разумеется, зверь! Я… тварь закатная, по-вашему? Молчат, сопят, Малыш вопросительно-пробно мурлыкает . -Ладно уж! Идите сюда… Подходят, Толстяк тыкается в ладонь, Дымчатая трётся о ноги… поднимает голову, вопросительно смотрит Леворукому в глаза. -Не сгорел он! Не-сго-рел! Повелитель кошек поворачивается к камину и видит у огня Серого. Кот смотрит на огонь задумчиво и виновато, как смотрят умные, но совершившие много ошибок люди…
Автор Tanyпарафраз стихотворения Ф. Лорки Верная женаИ в полночь к своей богине Я с ландышами приперся. То было на улице Винной, Я ей предложил свою руку И имя звонкое Алва. Она же слегка дрожала И в спальню меня позвала. Меня не покинул разум, А гордость идет нар-шаду. Слова, что она шептала, Я вам повторять не стану В разгар объяснений страстных Бесшумно двери открылись, И призраки в темных масках Меня окружить поспешили. Я обнажил свою шпагу И вазу швырнул в их хари, Звенели клинки и ломались, В ход мебель пошла и кинжалы. И лучшею в мире дорогой, До первой утренней птицы Мы танцевали райос, Как отблески дальней зарницы. Кружась в пелене багровой, На скользких кровавых дорожках, Убийц не считая и раны, Я жизнь продавал подороже, Рука свинцом наливалась, Выпад, удар, пригнуться, А дальше к стене и влево, И некогда оглянуться. Ландыши под каблуками, В лицо кровавые струи, Как быстро кружатся стены, и шелк голубой розовеет. Качается пол под ногами, Как палуба «Каммористы», Которой больше не будет, Но нет причин для грусти. А у других пусть все будет: Зеленые волны залива, На склонах пламень граната, Любовь, струна и рассветы… Все громче бьют барабаны. Зачем привели музыкантов? С такою раной, пожалуй, Уже не живут, но все же Еще я могу сражаться, я жив! Вы слышите твари?! И я заберу с собою в Закат Меньше трех едва ли! Дверной проем распахнулся: Яростная фигура С мечом обнаженным возникла Он все-таки есть, он явился!
В холодных сумерках утра Средь трупов горьки размышленья: Любви опустела обитель, Но кто мой грозный спаситель?
Я с ней поступил как должно Истинный кэналлиец: Дарил изумруд и жемчуг, Но больше не стал встречаться. Она ведь была замужней, А мне клялась, что невинна.
Автор nyushik Что не нравится Валмонам ...Тишина вокруг была настолько абсолютной, что даже давила на уши. Марсель тихонько кашлянул. Как ни странно, но от звука собственного голоса ему вдруг стало как-то поспокойнее, что ли. - Рокэ! Вы… ты здесь? – тут, в этом странном подземелье, обращаться к Первому Маршалу на «ты» было как-то… странно. Алва не отозвался. - Ничего, все равно найду, - бодро пообещал сам себе наследник Валмонов и пошел вперед по гладкому длинному коридору. Ему всегда было трудно выполнять монотонные действия, а когда идешь-идешь, и не знаешь, долго ли, можно от тоски завыть. Но завыть – это ведь, пожалуй, неэстетично. Папенька не одобрил бы. В конце концов, он – офицер по особым поручениям, а не Котик какой-нибудь. Вот петь – это совсем другое дело. Только подходящие слова почему-то не находились, и Марсель запел просто так, без слов. - У-а-а-у! – раздалось в ответ сразу же после первой музыкальной фразы. Из бокового коридора, который непонятным образом образовался сам собой, вышла ни на что не похожая тварь с лиловыми глазами, уселась и, подняв вверх морду, снова затянула: - У-а-а-у! Марсель поморщился. Со слухом у твари явно были проблемы. А вот с голосом – не было. - Многоуважаемая э… эрэа, вы не могли бы петь не столь громко? Из левого глаза твари – Марселю, кстати, ни разу не довелось видеть ни у кого глаз такого нежно-лилового цвета, - выкатилась крупная слеза. Почему-то вдруг вспомнился Эпинэ – он бы, наверное, обязательно пожалел несчастное животное. Марселю же больше было жаль собственные уши – если эта… это сознание снова завопит так громко, то он может и оглохнуть. С другой стороны, нахождение Разрубленный Змей знает где еще не повод превратиться из галантного кавалера в невоспитанного мужлана. - Эрэа, вы… мы могли бы исполнить дуэтом одну чудную вещь, только вам придется все-таки приноровиться к моему, несколько э… слабоватому голосу… Тварь глядела, не мигая, и понять, согласна она или нет, было невозможно. Впрочем, раз явное несогласие не высказано – его всегда можно считать согласием. - Итак, давайте попробуем…
Дальше они шли уже вдвоем; Марсель запевал, существо подхватывало, а если кому-то не нравится – то и не слушайте. Впрочем, и слушать-то тут было некому. Наконец существо замолчало и, остановившись, ткнулось лбом виконту в бедро. Явно показывая, что теперь надо повернуть направо. Только вот – справа была стена, обычная гладкая стена из твердого полированного камня. - Эрэа, вы уверены? Существо кивнуло. Ну, ведь с Зоей он уже ходил сквозь стену, и тогда это совсем не казалось странным. - Мне взять вас за… лапу? Существо молча пошло вперед и медленно прошло сквозь стену. Марсель двинулся следом, с трудом удержавшись от желания схватить существо за гладкий длинный хвост. Мужской силуэт рядом с каменным постаментом. Весьма и весьма знакомый силуэт. А на постаменте – книга. Угу, конечно! Офицер тут с ног сбивается, разыскивая Первого Маршала, а тот книги почитывает! - Кхе-кхе! – нарочито кашлянул Марсель, и лиловоглазое существо тут же повторило этот звук: - Кхе-кхе! Ворон медленно обернулся, знакомо качнул головой: - Только сейчас начинаю понимать, насколько я тебя недооценил. Как ты здесь оказался? - Меня вот… проводили,- Марсель протянул руку и почесал существо за короткими круглыми ушами. Рокэ несколько секунд пристально рассматривал существо, потом по его губам скользнула усмешка: - Да уж… Бедный белоштанный господин считал себя избранником Кэртианы… Но о таком, кажется, вообще нигде не упоминалось. Скажите, Марсель, как вам удалось приручить Изначальную Тварь? Марсель обиделся. - Почему это – тварь?! Вполне милое существо! К тому же – музыку любит, - он снова почесал, Изначальная едва слышно заурчала. – А что это вы такое читаете в одиночку? Может быть, кому-нибудь тоже интересно… Алва слегка посторонился, и Марсель, сделав два больших шага, оказался около книги. «Повелитель Скал… был съеден Изначальными тварями… Повелитель Волн погиб…» - Рокэ, что это?! - Это – Великая Кэртианская книга Бытия, виконт. Не зря я опасался, что вам не суждено стать графом. Марсель никогда, никогда не поступал так с книгами. Но эта… эта была попросту… Он сделал еще совсем маленький шажок, протянул руку и вырвал последние страницы. Теперь их надо было бы уничтожить, но не жрать же бумагу самому? - Иди сюда, маленькая, - позвал он Изначальную и сунул в полную острых зубов пасть скомканные листы. Тварь глотнула, не поморщившись. - Ну и лапочка! – Марсель, сняв перчатку, погладил существо. Потом рискнул поднять глаза на Ворона. Да, растерянный Алва – зрелище потрясающее, он может гордиться, что увидел то, что, скорее всего, больше никому увидеть не суждено. В этот момент из темноты вышел еще один человек – стройный блондин в красном и черном. Красавец, только таким золотоволосым сочетание черного с красным не очень-то подходит. Пожалуй, ему бы больше подошло светло-лиловое – как глаза у Изначальной… А еще лучше – яблочно-зеленое… - Что же вы наделали, виконт Валме? Ведь вы уничтожили страницы из Книги Бытия! – с трудом сдерживая смех, спросил черно-красный. Марсель с достоинством склонил голову. Ну, уничтожил – и что теперь? Чего это в этой книге Бытия всех поубивали? Выдержать Окделла, конечно же, тяжело, но вот то, что его сожрали – худо для всех! Да, Ракан может заменить повелителя – но где написано, что он может заменить всех Повелителей?! А тут еще и Спрута угробили… Да и потом - от Окделла у Изначальных тварей, может быть, вообще изжога начнется – а это, похоже, никого и не волнует… - Вы ведь образованный человек, Марсель, - продолжал золотоволосый, улыбаясь; у ног его терся ранее не замеченный Марселем котенок обычной кошачьей расцветки, - Стихи пишете. Ну, подправили бы что-то, изменили… А вы просто взяли и листы выдрали! Это ведь варварство. - Что не нравится Валмонам – должно быть уничтожено, - стараясь скопировать папенькину интонацию, пояснил Марсель. – И потом… Стихи – пишу. Так ведь я – писатель, а не читатель. А прежде чем подправлять – прочесть надо было. Золотоволосый склонил голову, признавая правоту Валме. - Валме – не читатель, Валме – писатель, - задумчиво повторил Ворон. – Что же, думаю, со временем это станет пословицей. название мое, автор выложил без названия
Автор Поларис (Полярная Звезда) Венок сонетов Валентина Придда.Венок сонетов Валентина Придда. Мадригал. А что... Идея! Где там был Лакимий?.. Как ни хотел б уверить в этом нас, Сей труд - не совокупность нудных фраз, А столп юриспруденции и Имя.
Что, предки были не глупее нас... На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам... Беспечность - непростительная роскошь, Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
Считайте всё, что вам в душе угодно. Уверенность в себе из ничего - Не лучшее из чувств и ощущений.
Я не люблю избыточных движений, Мне милы волки - не тоскливый вой, А гордость их и верность не уродам.
1. А что... Идея! Где там был Лакимий?.. Гальтарский автор права был умён. Возможно, мне идею даст хоть он, Раз уж Павсаний жадничает ими.
С сиренью схож пушистый дождь гликиний, Когда к нам в Васспард входит вешний сон... А я сейчас весны и сна лишён, Ищу ответ в хитросплетеньи линий.
Факт номер раз - есть смертный приговор. Факт номер два - я с ним не соглашаюсь. А значит - я всё заново решаю.
Вот линия - от двойки к факту раз. Факт третий - Салиган, увы, не вор, Как ни хотел б уверить в этом нас.
2. Как ни хотел б уверить в этом нас Создатель, что он в мире существует, Не он нам схемы-линии рисует, Вот план и составляю я сейчас.
Здесь стопки книг, там свитки... Пятый час - Ложиться поздно... Лучше помозгую. Зачем мне Салиган? Всё не пойму я, Что мне чутьё твердит в который раз.
Чутью не верить - заживо пропАсть. Не верить логике - пропасть быстрее. Зло мелкое распахивает пасть.
Жрёт и растёт, и с каждым днём наглеет... Его творцам хорошая шла масть, Сей труд - не совокупность нудных фраз.
3. Сей труд - не совокупность нудных фраз, Где нуден пафос иль однообразье. Я не стремлюсь к пустому многофразью. Немного - и по делу - на заказ.
Наедине с собой я - без прикрас. И свободнее выражаться сразу... Судьба себя ведёт... ну как зараза!.. А назовут ли так - меня? Хоть раз?..
Венок сонетов - форма, правда, суть. Уставший я, и рифмы чуть банальны, А мысли - между делом - маргинальны.
Не знаю, как увидеть нужный путь. Но мне помогут не мольбы и гимны, А столп юриспруденции и Имя.
4. А столп юриспруденции и Имя Загадочно страницами шуршит. Бред обвиненья - просто лыком шит, Но перевит угрозами стальными.
Сталь... лезвие между камней - чужими Обычаями выставить свой щит. И правда стали - в плеске волн в тиши, И в древней песне... и у шпаги с ними.
Сец-Придд так и не понял ничего. Его не жаль. Другие ждут защиты, Все те, сейчас чьи спины не прикрыты.
Особенно - мой маршал. Одного Сец-Придд не рассчитал - в который раз: Что предки были не глупее нас.
5. Что предки были не глупее нас, Я с детства знал. Их преценденты впору Использовать мне в пику горлодёру, Раз Та-Ракан глупей, чем ананас.
Лакиний разбирает сей указ: Помиловать солдата Ацевору. Там приговор был сотнику, который Гласил: повесить в полудённый час.
Знал пехотинец: это клевета, И командира он отбил в день казни С отрядом из бойцов наёмных. Разве?...
Лаврентий-сотник Алве не чета, Охраны больше... Это слишком сложно!.. На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
6. На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам... Да кошкам наши беды - до хвоста. Ведь что им - жизни мышья суета?.. Для нас - так важно, а для них - ничтожно...
Создатель, Леворукий... как же тошно!.. От Та-Ракана этого мутит, Но, если не хочу я быть раскрыт, Мне нужно быть на диво осторожным.
Просчитывать свой каждый вдох и шаг... Но ни Создатель и ни Леворукий Меня не остановят. Нет, никак.
Надеясь на себя, судьбу взять в руки, И помнить надо: глупость - "невоможность"... Беспечность - непростительная роскошь.
7. Беспечность? Непростительная роскошь. Особенно, когда тебя не ждут. В тени удобней быть, чем на виду – Не навлечёшь ни зависть, ни вопросы.
Когда с собой, с судьбою не в ладу – Опасно эпатажным быть и броским. Пересидеть, включив по полной мОзги, Мне надо – заодно пойму свой дух...
Я предпочту таиться, выжидая, Собрать всю информацию, решить, Что делать. А потом – ударить враз.
Безжалостно. Опять скользить по краю... Держитесь, монсеньор... мы будем жить! Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
8. Но сух и слишком сдержан мой рассказ. Я не умею говорить иначе. Уверенность хоть что-нибудь да значит, Особенно - когда не напоказ.
Пытаюсь говорить - не в первый раз. Слова ложатся в предложенья паче Всех чаяний... Я не ищу удачи, Я просто ограняю свой алмаз.
Алмаз душевных качеств, мыслей, чувств - Кому незначим, а кому-то дорог... Я не хочу тащить предчувствий ворох.
На знания, чутьё своё хочу Я положиться. В них - моя свобода... Считайте всё, что вам в душе угодно.
9. Считайте всё, что вам в душе угодно. Какое дело мне до этих фраз? Они так и не сложатся в рассказ, Хоть пролетят мгновения, хоть годы.
Зачем считать унылые невзгоды? Преодолеть их нужно всякий раз. На мир взглянуть непросто без прикрас, Но тяжелей – у моря ждать погоды.
Когда что нужно – всё в моих руках, Я действую с уверенностью ясной И побеждаю с холодом в мозгах.
Бездействие тлетворное опасно, Но многажды опаснее его Уверенность в себе из ничего.
10. Уверенность в себе из ничего - Какая, право, честь. Какая малость!.. Но права на неё мне не досталось... Немного потерял я от сего.
Не знаю, что нам принесёт сей год - Излом эпох, времён не тешит жалость. Права лишь сталь, а зеркала пролгались, Скрывая путь - что пройден и что ждёт.
Долг Волн Ветрам. Как просто - и - как сложно... Три слова. Давний долг из тьмы веков... И Джастин - Рокэ. Я платить готов.
Я научился видеть, что есть ложно... Но память вновь забытых поколений - Не лучшее из чувств и ощущений.
11. Не лучшее из чувств и ощущений - Бессилие в попытке сбить судьбу Со следу. Я б её видал в гробу, Но правила её сильней смещений.
Смещений чувств, смещений мыслей. Мщений Истории расписаны - табу Их не учесть. Чернильницы резьбу В который раз разглядываю в тщеньи.
Мне нужно разработать верный план, А хватит ли для этого мне силы?.. Я не боюсь бесславья и могилы.
Мне страшно, что напрасно ум мне дан. А страх рождает тучу наваждений... Я не люблю избыточных движений.
12. Я не люблю избыточных движений, Вот я и выверяю каждый шаг. Легко в бою, свой защищая флаг, Рубиться изо всех сил и решений.
Но тяжелей в скрытнейшем из скольжений, Слова и чувства пряча от атак Противника, не говоря, кто враг, Сражаться невидимкой отражений.
Да, это мне под силу. Хоть и страшно, Что не сумею я не проиграть - Я не не имею права отступать.
Придётся быть и умным, и отважным. Пусть страх, тоску и боль слизнёт волной!.. Мне милы волки - не тоскливый вой.
13. Мне милы волки - не тоскливый вой. Я не ценитель горестных стенаний. Мне тяжело - но мне родней молчаний Спокойный бег - негромкий, но живой.
Я третью ночь не сплю, я никакой - То свитки Суза-Музиных посланий, То для себя замена оправданий - Сонеты, триолеты... Мне б покой.
А дело набирает оборот - Сегодня приговор объявлен смертный. Сец-Придд родня, но редкостный урод.
Я не могу остаться безответным... Ценю я в людях прежде не породу, А гордость их и верность не уродам.
14. А гордость их и верность не уродам - Вот то, что в людях я давно искал. Не находил и иногда страдал, Но чаще - улучшал свою природу.
Я не отдам ни гордость, ни свободу, Ни чувств подлёдных бешеный накал За миражи... Но я бы всё отдал, Чтоб приговору не давали ходу.
Душа моё и сердце - хоть гори, Но Леворукий не прельстился ими... А значит, самому мне ждать зари.
Единственная мысль - отбить карету. Но как?.. Мой полк укрыть на время где-то?.. А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Автор Агния ОдинокийЧто вы помните, люди, Об ушедших богах? О проклятьях и судьях, О погибших мирах?..
Вы прислушайтесь к звукам – В битвах – к звону мечей… Он для вас – Леворукий? Одинокий. Ничей.
Он красив, словно боги Тех далёких времён, О которых немного Помнят, кроме имён.
"Читательская реакция" Неправильных Итак, я пообещала, что напишу о читательской реакции НПЧей, когда соберусь с силами. Се, выполняю.
читать дальшеЛичные встречи с НПЧами и рассматривание фотографий с Осеннего бала утвердили меня в мысли, что с точки зрения половозрастной что ПЧи, что НПЧи переставляют собой один срез: 85% из них женщины, средний возраст которых составляет примерно 35 лет (при разбросе от 20 до 65).
То есть, за редкими исключениями средняя читательница Камши - это женщина, чуть помладше самой Камши, примерно того же социального слоя, который охвачен расплывчатым термином "интеллигенция". Неважно, принимают это термин все или только некоторые - важно, что большинство из нас зарабатывает на жизнь скорее умом, нежели физическими усилиями: журналистика, образование, медицина, работа в управленческих структурах частных или государственных предприятий.
Что это значит для нас? Главным образом - что большинство из нас помнит СССР и провело в нем свои лучшие годы. Субъективно лучшие - мы были юны, здоровы и если не красивы, то хотя бы привлекательны, как все юные и здоровые. Но зато нам мозгов не хватало, чтобы как следует осмыслить ситуацию в стране. Теперь нам хватает мозгов, но не хватает энергии, чтоб что-то сделать со своей жизнью.
К чему это я? К тому, что тема Излома, явленные в романе типажи - все это нам близко. Йуноша, обдумывающий житье и разрывающийся между советскими патриархальными ценностями и прагматической столичной моралью, тётка, продолбавшая молодость и вздыхающая о любви персидского консула шада, циничный церковник, торгующий сигаретами и водкой государственными должностями и т. д. - они все тут, все рядом.
И на итоговый вопрос "Почему мы стали читателями Камши" ответ таков: потому что проблематика ОЭ нам близка, и взгляд на эту проблематику - женский взгляд, прямо скажем - нам близок тоже.
А вот водораздел между правильными и неправильными читателями пролегает в зависимости от отношения к этой проблематике.
Первые три тома, похоже, любимы всеми НПЧами, в ом числе еще и потому, что проблематика автором уже была очерчена, но авторские ответы на поднятые вопросы либо еще не были даны (слава Аллаху), либо (слава Ему же) подавались в таком виде, что отнестись к ним серьезно никак не было возможно (скажем, авторский рецепт решения кавказских проблем России).
Раскол на ПЧей и НПЧейначался примерно с ЗИ, когда часть читателей поняла, что ЭТО ОНА ВСЕРЬЕЗ, и схватилась за голову.
Она всерьез думает, что победы _можно_ делать "из козьего дерьма и утопленных младенцев". Она всерьез полагает, что человек, спланировавший Октавианскую Ночь - великий гос. деятель. Она всерьез считает, что вот это вот, которое у Робера выступает основным модулятором поведения - и есть СОВЕСТЬ. И так далее.
Дальнейшее пожирание кактуса НПЧами - это просто коллекционирование лулзов на тему авторских ответов на проблемные вопросы. А вот как автор представляет себе самоотверженность (Алва - Фердинанд). А вот как он воображает себе патриотизм (доблестное талигское офицерство, весело отступающее из столицы под развернутыми флагами). А вот это вот, по его мнению, благородство (поведение Алвы по отношению к предательнице Эмильенне). Ух ты.
Но это еще не все. Я не буду отрицать, что в нашем лулзособирательстве есть и нечто мазохистское. И я даже наберусь смелости и скажу, что именно: мы собираем эти лулзы, и при этом кто сознательно, а кто подсознательно отдаем себе отчет в том, что вокруг нас полно людей, отвечающих на те же вопросы так, как отвечает на них автор. Для них верность своему слову - это умение соблюсти его по форме и всех объегорить по сути. Для них манипуляция - нормальная и даже единственно возможная линия поведения. Для них совесть - это умение красиво терзаться в первую очередь, и лишь во вторую - направленность воли на порядочное поведение. Для них женское счастье - это найти "борова" и с протестующим (формально) визгом ему покориться.
И поступая так, как им разрешает и велит их поведенческая норма, они серьезно отравляют нам жизнь - и непосредственно, буде таких заносит в наше окружение, и попросту портя температуру "в среднем по палате".
Мы не всегда можем высказать этим людям свое "фе" непосредственно - во-первых, бывает, что мы от них зависим, а во-вторых, они не всегда декларируют свои взгляды прямо.
Опупея Камши срабатывает в этом смысле как лакмусовая бумажка. Я не хочу сказать, что НПЧи сплошь ангелы с крылышками - но именно в среде НПЧей совершенно не празднуют лицемеров, конформистов и сторонников людоедских идей типа "человк - ничто, государство - все", а вот среди ПЧей первых и третьих привечают охотно, а конформисты так и вовсе составляют простое большинство. Автор сказал "это совесть" - значит. совесть. Автор сказал "щастье" - значит, щастье и не дай Бог.
"Где не сойдутся Запад и Восток" В последнее время появилось несколько очень интересных постов про Рамиро и Алан Окделла, про Ричарда Горика и другого Рамиро. По сути же, про систему ценностей в «Отблесках». А я опять подумала про слизеринцев и гриффиндорцев, и про то что им не сойтись, прям как западу и востоку.
Прикол ИМХО в том, что со слизеринской точки зрения в истории Рамиро -Алана и позже Ричарда Горика все именно так как подается автором. С этой точки зрения месть Алана Рамиро бессмысленна и глупа, потому что сама-то сдача Кабитэлы Алана по сути устраивала. Про верность сюзерену, верность идее, пусть проигравшей – это не к Камше. Она постоянно на протяжении всей эпопеи демонстрирует несостоятельность подобного образа мыслей. Алва прорубается к эшафоту не потому что он благородный рыцарь, а потому что иначе пиздец родному Кэналлоа. Вполне слизеринская мотивацияJ Робер «взрослеет», предавая того кому клялся в верности (другое дело, что Эпинэ вообще хаффлпаффец, ИМХО, ему тошно смотреть на то, как разрушают и растаптывают взошедшие всходы, и вот за то чтобы прекратить разрушение он кого угодно предаст). Рамиро, который предатель, тоже умница (нет, умница, конечно, только вот вспомним, что было с семьями защитников после, да и его собственную бывшую жену взял замуж Франциск. Но она «правильная» женщина, она смирилась. В отличие от жены Окделла, которой понадобился невепрь и щит, убивший сына, чтобы «вразумить»).
Вообще со слизеринцами интересно. Верность Талигу (на фоне которого люди – пешки) абсолютно укладывается в понимание ими жизни. Слизерин – это почти всегда индивидуализм при встроенности в некую жесткую систему. Гриффиндор – общность с теми, кто разделяет твои собственные идеалы.
Именно поэтому Снейп не понимает Гарри, твердя ему о нежелании выполнять правила. Да выполняет он правила, и весьма последовательно, только те правила, которые сам себе установил. Понимаю, от такого у нормального рейвенкловца может съехать крыша. Правда, гриффиндорец Роулинг этого не понимает. Как не понимает она того что слизеринцы вряд ли ушли бы во время битвы за Хогвартс. По крайней мере все слизеринцы. У Роулинг вообще забавно. Дамблдор говорит Снейпу: «Мы рано проводим распределение», тем самым делая ему комплемент: «Ты не слизеринец, ты гриффиндорец». Возможно, мысли о том что в каждом факультете есть своя «соль» у Роулинг и есть на сознательном уровне, но на бессознательном автор слизеринцев не любит и не понимает. «Стать хорошим» для нее – стать в большей или меньшей степени гриффиндорцем.
И все-таки слизеринцы и гриффиндорцы друг к другу неизменно тянутся. Пытаются отыскать что-то друг в друге, понять, часто (Леворукий, какой кошмар!) перевоспитать и наставить на путь истинный, как каждая из сторон его понимает. У Камши довольно неуклюже, но в обсуждаемом ключе забавно из подобной затеи получается Ричард Окделл.
Тянутся-то они тянутся, вот только гриффиндорцы всегда будут считать слизеринцев скользкими беспринципными гадами, меняющими свои убеждения в зависимости от того направления ветра. А слизеринцы всегда будут в глубине души знать, что гриффиндорец – даже самый влюбленный – в какой-то момент их предаст. Не их дело – человеческую связь. То есть гриффиндорец назовет это жертвой, но для слизеринца это будет предательством. Причем не из-за ясной и общей идеи (ради Талига привяжу лучшего друга к пороховой бочке, и он меня привяжет) – это как раз слизеринцам понятно и близко. Из-за неведомой (для слизеринца) хуйни, которая однажды поселяется в голове каждого гриффиндорца. То есть у гриффиндорца это личная система ценностей (верность конкретным людям, или своей идее, или своим идеалам), конечно, но для слизеринца она выглядит как неведомая хуйня, в топку которой кидается все: привязанности, здравый смысл, осторожность, социальные связи.
Камша впрямь неуклюже описывает эти порывы. Поступок Алана Окделла, Эгмонта, жизненный путь Ричарда Окделла. Описывает также ИМХО, неуклюже, как Роулинг иллюстрирует жизненные ценности слизеринцев (правда, Ро талантливее однозначно, поэтому описывает лучше, но ощущение все равно – растерянность и неприятие неведомого).
Вам не нравится, господа читатели, образ Ричарда Окделла? Примите: так слизеринцы видят поступки и мотивации гриффиндорцев. Бред, бессмыслица, разрушительные для других и себя последствия. Хотя гриффиндорцы видят слизеринцев не лучше.
Гендерно-писательское Оригинал взят у в Эксперимент
Итак, сегодня я начинаю эксперимент на Самиздате. На всеобщее обозрение будут вывешены первые шесть глав романа. Роман принадлежит перу мирового классика Джека нашего Лондона и называется "Лунная долина". Произведение будет опубликовано под именем Светлана Скорнякова и под названиями "Дети Запада". Цель: показать, что мнение критика о качестве текста есть штука сугубо субъективная и зависит в большей части от личности критикуемого автора и градуса гендерного шовинизма присущего критику (независимо от пола критика, что характерно!). Когда эксперимент будет закончен, обязуюсь снять метку "доступно только мне" с этой записи и раскрыть посетителям весь замысел. Шоу начинается! ===== читать дальшеШоу закончилось. С результатами и подробностями можно ознакомиться тут или тут. Заявленная цель достигнута на 100%. Было забавно.
Скриншоты (кликабельные и читабельные) соответствующих страниц с СИ прилагаются, смотреть рекомендуется в соответствующем порядке:
И, повторяю сказанное на СИ, эксперимент может быть повторен в любое время! NOT JUST FOR THE LULZ.
P.S. Кстати, не могу не высказать благодарность настоящей С.С. Скорняковой, доценту СПбГУ, чья статья "Гендерные стереотипы в средствах массовой коммуникации" во многом сыграла роль катализатора в подготовке Эксперимента. Если удастся найти e-mail этой уважаемой дамы - с удовольствием выскажу ей благодарность лично.