Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius
Понравившиеся мне исполнения.
Утащила себе с любезного разрешения авторов.
Автор Anita
Зарисовки из жизни Леворукого, или А вдруг так и будет? Было странно, но кот казался мерзким. Странным для Леворукого было не само ощущение омерзения, а то, что оно шло от кота. К котам Зеленоглазый привык. Видел всяких. Но этот показался мерзким сразу – как только воздух перед камином поплыл, закружился, потом загустел и из созревшего тёмного шара вывалился очередной хвостатый обитатель Заката. Некрупный, плотненький, с ухоженной шерстью отвратительного, серо-грязно-неопределённого цвета и с такими же глазами. Кот сразу заурчал, замяукал, явно жалуясь на прошлую жизнь, рванул к новому Хозяину и весьма бесцеремонно начал тереться о ноги, продолжая мяукать – обволакивающе-требовательно.
- Ты полегче, - сказал Леворукий новичку, - это успеется. Дай я на тебя посмотрю.
Узнать не составило проблем. В человеческом облике, надо сказать, он выглядел посолиднее… Впрочем, ощущение мерзкого от узнавания только усилилось. И никуда не ушло со временем, хотя кот, которого Леворукий условно назвал Пегим ( конечно, никаким пегим он не был, просто на редкость неопределённый и противный цвет) был уже не новичком.. Но жалобно-мяукающий комок по-прежнему вызывал желание отодвинуть его, причём ногой.
Повелитель Кошек вздохнул. Огонь в камине уютно трещал, вся кошачья братия, допускаемая в комнату, вела себя пристойно, хотелось сидеть и не двигаться, но Пегий всё ближе и ближе придвигался к Хозяину, явно намереваясь начать свои жалобы. Леворукий, не отрывая взгляда от огня, предупредил:
- Изгоню. Пойдёшь к Шестилапому и будешь учиться с ним ладить…
Пегий обиженно мявкнул и замер. Позади скрипнула дверь, по полу уверенно процокали четыре пары лап и раздалось короткое, требовательное «Мяу!».
-Разбирайтесь сами!
-Мяяяу! – уже другое, с оттенком страдания и какой-то возвышенной тоски.
-Ну? – Повелитель Кошек обернулся. Крупная, красивая, кошка с нахальными янтарными глазами (Леворукий называл её Белой – за ослепительно-снежный цвет шерсти) сделала шаг к Хозяину, потёрлась о ногу, и, словно кивая, обернулась на свою спутницу – мол, посмотри на неё. Дымчатая, удивительно изящная кошечка подняла на Хозяина голубые с поволокой глаза, в которых отразилась кошачья скорбь всех Миров Ожерелья одновременно, со значением перевела томный взор на Белую, издала звук, который можно было принять за кошачье «Ах!» и потупила взор.
- Прямо скромница под свадебной фатой! – усмехнулся Страж Заката, оборачиваясь к Белой. Та согласно фыркнула. Дымчатая грациозно прошла к камину, брезгливо обойдя Пегого, аккуратно села у огня и демонстративно отвернулась. Белая фыркнула ещё раз и запрыгнула на колени к Хозяину, тот рассеянно почесал её за ухом.
- Вы же при жизни вроде неплохо ладили... что же теперь-то цапаетесь?
Вместо ответа Белая ткнулась носом в подбородок Леворукого, Дымчатая сделала вид, что не расслышала. Так бывало. Характер человека, перебираясь в кошачью ипостась, обычно сохранялся, а вот отношения с прежними знакомыми могли меняться до неузнаваемости. Белая и Дымчатая в прошлой жизни были родственницами, не имели больших конфликтов, Белая покровительствовала Дымчатой и весьма доверяла ей. Здесь же они постоянно что-то делили, что-то выясняли, истерически вопили друг на друга, но заканчивалось это всегда одинаково: Белая приходила искать справедливости у Хозяина, а её гордая страдалица-оппонентка демонстративно показывала, что она, мол, не нуждается.
…. С каминной полки на происходящее взирал ещё один кошачий дуэт, для которого новый облик тоже стал поводом для новых отношений. Крупный, с большой головой и маленькими ушами, покрытый короткой, блестящей, серой с голубоватым отливом шерстью кот посмотрел сверху вниз на дымчатую страдалицу у огня, осуждающе мяукнул и повернулся к своему соседу – пушистому, вальяжному, трёхцветному красавцу. Трёхцветный в своё время, появившись в хоромах Повелителя кошек, сухо мяукнул, запрыгнул на каминную полку и замер. Никто к нему не совался, и он ничьего общества не искал. Лежал один, недовольно щурился, пока перед камином не материализовался Серый. С тех пор эти двое делили каминную полку пополам, что-то урчали друг другу, кивали, соглашались и никого больше к себе не подпускали. Признать в них заклятых врагов, много лет по мере сил портивших друг другу жизнь, было невозможно.
Дверь за креслом вновь скрипнула.
-Мяяя? – негромко и вопросительно.
-Я тебя не выгонял, - Леворукий опустил руку, в неё тут же ткнулся активно заёрзавший о ладонь нос, - ты сам то уходишь, то приходишь.
….Молодой, ещё не выросший на размер взрослого кот, беспокойный, нервный, встал передними лапами на вытянутые к огню ноги хозяина, заглянул в глаза.
-Не начинай, - Зеленоглазый отрицательно покачал головой, - нет. Ты можешь приходить, когда хочешь. И уходить, раз уж тебе так необходимо общество этого… чудища. Но его я сюда не пущу. Я не терплю заносчивых дураков и уродцев к тому же.
За дверью гордо, обиженно проорали. Вокруг зашипели. Шипели так же, как в тот момент, когда орущий за дверью впервые возник перед камином. Коричневый шестилапый кот, освещённый пламенем, заставил Леворукого поперхнуться, а хвостатых дружно выразить своё кошачье «Фи!». Приглядевшись к этому чуду, Повелитель кошек долго смеялся, говорил, что справедливость всё же есть, хотя бы в Закате, а если тебя уже при жизни переименовали в животное – точнее, в насекомое – то ни на что хорошее рассчитывать не приходится. Ты мнил себя избранным, не таким, как все? Что же, теперь у тебя есть все основания о себе так думать... Правда, наука не пошла уродцу впрок. Шестилапый умудрился переругаться со всеми котами, не терпевшими высокомерного, наглого обращения, а на другое эта кошачья гусеница была неспособна. После того, как Шестилапый попытался в очередной раз бесцеремонно навязать своё общество Дымчатой, он получил по морде сразу от двоих – от крупного, мощного, обычно ни во что не вмешивающегося Рыжего и упитанного, суетливого Толстяка. Толстяк держался от всех в стороне, бросая издалека на Дымчатую достойные влюблённого юнца взгляды, но даже это он дела украдкой, а уж подходить к изящной страдающей красотке просто-напросто боялся. Леворукий рассудил, что если уж откровенно трусоватый Добряк решил применить силу, то покоя не будет, и уродец вылетел за дверь, утратив право возвращаться в комнату. О нём на какое-то время забыли, но потом появился молодой котёнок. Он осторожничал, виновато опускал глаза перед Дымчатой – которая его гордо не замечала – и искренне обрадовался, услышав однажды за дверью голос Шестилапого. С тех пор Малыш иногда убегал со своим прежним кумиром, шатался с ним где-то, возвращался, делал попытку упросить Хозяина впустить уродца, получал отказ и всё повторялось по кругу. Так было и сейчас. Услышав «Нет» Малыш сник, помялся с лапы на лапу, осторожно пробрался мимо Дымчатой, неожиданно взрослым голосом мявкнул на явно набивающегося в компанию Пегого, улёгся, вытянул передние лапы и грустно замолчал.
Камин уютно потрескивал, кошка на коленях и коты вокруг уютно мурчали, и Страж Заката почти начал погружаться в дрёму… Внезапно Дымчатая вскочила, шарахнулась от пламени, выгнула спину и зашипела. Белая выпустила когти, скатилась с колен Хозяина, юркнула за кресло. Мурчание вокруг прекратилось. Это всегда забавляло Леворукого – то, что появление новичка коты чувствовали раньше самого Повелителя. Зеленоглазый с интересом уставился на пламя – кто же не этот раз? Воздух перед камином постепенно утрачивал прозрачность, густел, внутри него созревало что-то тёмное, тяжёлое, постепенно обретающее кошачьи черты… А когда обрело, в комнате повисла тишина. Никто не урчал, не мурчал и не шипел. Все молча смотрели. Леворукий тоже смотрел.
В постепенно обретающем прозрачность воздухе сидел чёрный кот с пронзительно-синими глазами. Спокойными, уверенными. Судя по тишине, его все узнали. Узнала Белая, вышла из-за кресла, наклонила голову слегка вбок – ну-ка, ну-ка… давно не виделись… Узнал Толстяк, радостно сделал несколько шагов к новичку и остановился в нерешительности, покачиваясь на коротких толстых лапах и поглядывая на Дымчатую – тревожно и сочувственно. Узнал Пегий, с почти человеческим визгом выскочивший из комнаты, как только фигура перед камином начала обретать хоть какие-то очертания. Узнал Малыш. Он вскочил, шагнул было вперёд и остался стоять, а по растерянной мордочке было видно, что коту хотелось и убежать, и приблизиться одновременно. Узнала Дымчатая, которая смотрела на синеглазого так, как будто нет этой комнаты, нет самого Леворукого и Заката тоже нет.
Леворукий нахмурился. Так дело не пойдёт… Конечно, это не по правилам…но однажды он их уже нарушил … почти…если этот человек стоил этого тогда, то сейчас стоит тем более… сейчас тем более надо… Подошёл, присел, взял кота на руки. Наклонился к уху.
-Выход там же, где был вход. Решай сейчас. Осталось меньше минуты…
Вместо ответа кот собрался в комок, подобрал хвост, сощурился на пламя. Повелитель кошек усмехнулся, отступил от камина на шаг и, пробормотав: «Должно получится» левой рукой швырнул красавца в огонь…
_____________________________________
Царапина на щеке, прокусанный палец, порванная рубашка. Делай после этого добрые дела… Подопечные, надутые и застыдившиеся, сидят у ног и преданно смотрят в глаза. Ага, преданно, пока не объяснил, такое творили… Рыжий-то не удивил, а вот Толстяк с Дымчатой… Такого единодушия это пара не проявляла ни при жизни, ни в Закате…
-Я, разумеется, зверь! Я… тварь закатная, по-вашему?
Молчат, сопят, Малыш вопросительно-пробно мурлыкает .
-Ладно уж! Идите сюда…
Подходят, Толстяк тыкается в ладонь, Дымчатая трётся о ноги… поднимает голову, вопросительно смотрит Леворукому в глаза.
-Не сгорел он! Не-сго-рел!
Повелитель кошек поворачивается к камину и видит у огня Серого. Кот смотрит на огонь задумчиво и виновато, как смотрят умные, но совершившие много ошибок люди…
Автор Tany парафраз стихотворения Ф. Лорки
Верная женаИ в полночь к своей богине
Я с ландышами приперся.
То было на улице Винной,
Я ей предложил свою руку
И имя звонкое Алва.
Она же слегка дрожала
И в спальню меня позвала.
Меня не покинул разум,
А гордость идет нар-шаду.
Слова, что она шептала,
Я вам повторять не стану
В разгар объяснений страстных
Бесшумно двери открылись,
И призраки в темных масках
Меня окружить поспешили.
Я обнажил свою шпагу
И вазу швырнул в их хари,
Звенели клинки и ломались,
В ход мебель пошла и кинжалы.
И лучшею в мире дорогой,
До первой утренней птицы
Мы танцевали райос,
Как отблески дальней зарницы.
Кружась в пелене багровой,
На скользких кровавых дорожках,
Убийц не считая и раны,
Я жизнь продавал подороже,
Рука свинцом наливалась,
Выпад, удар, пригнуться,
А дальше к стене и влево,
И некогда оглянуться.
Ландыши под каблуками,
В лицо кровавые струи,
Как быстро кружатся стены,
и шелк голубой розовеет.
Качается пол под ногами,
Как палуба «Каммористы»,
Которой больше не будет,
Но нет причин для грусти.
А у других пусть все будет:
Зеленые волны залива,
На склонах пламень граната,
Любовь, струна и рассветы…
Все громче бьют барабаны.
Зачем привели музыкантов?
С такою раной, пожалуй,
Уже не живут, но все же
Еще я могу сражаться, я жив!
Вы слышите твари?!
И я заберу с собою в Закат
Меньше трех едва ли!
Дверной проем распахнулся:
Яростная фигура
С мечом обнаженным возникла
Он все-таки есть, он явился!
В холодных сумерках утра
Средь трупов горьки размышленья:
Любви опустела обитель,
Но кто мой грозный спаситель?
Я с ней поступил как должно
Истинный кэналлиец:
Дарил изумруд и жемчуг,
Но больше не стал встречаться.
Она ведь была замужней,
А мне клялась, что невинна.
Автор nyushik
Что не нравится Валмонам ...Тишина вокруг была настолько абсолютной, что даже давила на уши. Марсель тихонько кашлянул. Как ни странно, но от звука собственного голоса ему вдруг стало как-то поспокойнее, что ли.
- Рокэ! Вы… ты здесь? – тут, в этом странном подземелье, обращаться к Первому Маршалу на «ты» было как-то… странно.
Алва не отозвался.
- Ничего, все равно найду, - бодро пообещал сам себе наследник Валмонов и пошел вперед по гладкому длинному коридору.
Ему всегда было трудно выполнять монотонные действия, а когда идешь-идешь, и не знаешь, долго ли, можно от тоски завыть. Но завыть – это ведь, пожалуй, неэстетично. Папенька не одобрил бы. В конце концов, он – офицер по особым поручениям, а не Котик какой-нибудь. Вот петь – это совсем другое дело. Только подходящие слова почему-то не находились, и Марсель запел просто так, без слов.
- У-а-а-у! – раздалось в ответ сразу же после первой музыкальной фразы. Из бокового коридора, который непонятным образом образовался сам собой, вышла ни на что не похожая тварь с лиловыми глазами, уселась и, подняв вверх морду, снова затянула:
- У-а-а-у!
Марсель поморщился. Со слухом у твари явно были проблемы. А вот с голосом – не было.
- Многоуважаемая э… эрэа, вы не могли бы петь не столь громко?
Из левого глаза твари – Марселю, кстати, ни разу не довелось видеть ни у кого глаз такого нежно-лилового цвета, - выкатилась крупная слеза. Почему-то вдруг вспомнился Эпинэ – он бы, наверное, обязательно пожалел несчастное животное. Марселю же больше было жаль собственные уши – если эта… это сознание снова завопит так громко, то он может и оглохнуть.
С другой стороны, нахождение Разрубленный Змей знает где еще не повод превратиться из галантного кавалера в невоспитанного мужлана.
- Эрэа, вы… мы могли бы исполнить дуэтом одну чудную вещь, только вам придется все-таки приноровиться к моему, несколько э… слабоватому голосу…
Тварь глядела, не мигая, и понять, согласна она или нет, было невозможно. Впрочем, раз явное несогласие не высказано – его всегда можно считать согласием.
- Итак, давайте попробуем…
Дальше они шли уже вдвоем; Марсель запевал, существо подхватывало, а если кому-то не нравится – то и не слушайте. Впрочем, и слушать-то тут было некому.
Наконец существо замолчало и, остановившись, ткнулось лбом виконту в бедро. Явно показывая, что теперь надо повернуть направо. Только вот – справа была стена, обычная гладкая стена из твердого полированного камня.
- Эрэа, вы уверены?
Существо кивнуло.
Ну, ведь с Зоей он уже ходил сквозь стену, и тогда это совсем не казалось странным.
- Мне взять вас за… лапу?
Существо молча пошло вперед и медленно прошло сквозь стену. Марсель двинулся следом, с трудом удержавшись от желания схватить существо за гладкий длинный хвост.
Мужской силуэт рядом с каменным постаментом. Весьма и весьма знакомый силуэт. А на постаменте – книга. Угу, конечно! Офицер тут с ног сбивается, разыскивая Первого Маршала, а тот книги почитывает!
- Кхе-кхе! – нарочито кашлянул Марсель, и лиловоглазое существо тут же повторило этот звук:
- Кхе-кхе!
Ворон медленно обернулся, знакомо качнул головой:
- Только сейчас начинаю понимать, насколько я тебя недооценил. Как ты здесь оказался?
- Меня вот… проводили,- Марсель протянул руку и почесал существо за короткими круглыми ушами.
Рокэ несколько секунд пристально рассматривал существо, потом по его губам скользнула усмешка:
- Да уж… Бедный белоштанный господин считал себя избранником Кэртианы… Но о таком, кажется, вообще нигде не упоминалось. Скажите, Марсель, как вам удалось приручить Изначальную Тварь?
Марсель обиделся.
- Почему это – тварь?! Вполне милое существо! К тому же – музыку любит, - он снова почесал, Изначальная едва слышно заурчала. – А что это вы такое читаете в одиночку? Может быть, кому-нибудь тоже интересно…
Алва слегка посторонился, и Марсель, сделав два больших шага, оказался около книги.
«Повелитель Скал… был съеден Изначальными тварями… Повелитель Волн погиб…»
- Рокэ, что это?!
- Это – Великая Кэртианская книга Бытия, виконт. Не зря я опасался, что вам не суждено стать графом.
Марсель никогда, никогда не поступал так с книгами. Но эта… эта была попросту…
Он сделал еще совсем маленький шажок, протянул руку и вырвал последние страницы. Теперь их надо было бы уничтожить, но не жрать же бумагу самому?
- Иди сюда, маленькая, - позвал он Изначальную и сунул в полную острых зубов пасть скомканные листы.
Тварь глотнула, не поморщившись.
- Ну и лапочка! – Марсель, сняв перчатку, погладил существо.
Потом рискнул поднять глаза на Ворона. Да, растерянный Алва – зрелище потрясающее, он может гордиться, что увидел то, что, скорее всего, больше никому увидеть не суждено.
В этот момент из темноты вышел еще один человек – стройный блондин в красном и черном. Красавец, только таким золотоволосым сочетание черного с красным не очень-то подходит. Пожалуй, ему бы больше подошло светло-лиловое – как глаза у Изначальной… А еще лучше – яблочно-зеленое…
- Что же вы наделали, виконт Валме? Ведь вы уничтожили страницы из Книги Бытия! – с трудом сдерживая смех, спросил черно-красный.
Марсель с достоинством склонил голову. Ну, уничтожил – и что теперь? Чего это в этой книге Бытия всех поубивали? Выдержать Окделла, конечно же, тяжело, но вот то, что его сожрали – худо для всех! Да, Ракан может заменить повелителя – но где написано, что он может заменить всех Повелителей?! А тут еще и Спрута угробили… Да и потом - от Окделла у Изначальных тварей, может быть, вообще изжога начнется – а это, похоже, никого и не волнует…
- Вы ведь образованный человек, Марсель, - продолжал золотоволосый, улыбаясь; у ног его терся ранее не замеченный Марселем котенок обычной кошачьей расцветки, - Стихи пишете. Ну, подправили бы что-то, изменили… А вы просто взяли и листы выдрали! Это ведь варварство.
- Что не нравится Валмонам – должно быть уничтожено, - стараясь скопировать папенькину интонацию, пояснил Марсель. – И потом… Стихи – пишу. Так ведь я – писатель, а не читатель. А прежде чем подправлять – прочесть надо было.
Золотоволосый склонил голову, признавая правоту Валме.
- Валме – не читатель, Валме – писатель, - задумчиво повторил Ворон. – Что же, думаю, со временем это станет пословицей.
название мое, автор выложил без названия
Автор Поларис (Полярная Звезда)
Венок сонетов Валентина Придда.Венок сонетов Валентина Придда.
Мадригал.
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Как ни хотел б уверить в этом нас,
Сей труд - не совокупность нудных фраз,
А столп юриспруденции и Имя.
Что, предки были не глупее нас...
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
Беспечность - непростительная роскошь,
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
Считайте всё, что вам в душе угодно.
Уверенность в себе из ничего -
Не лучшее из чувств и ощущений.
Я не люблю избыточных движений,
Мне милы волки - не тоскливый вой,
А гордость их и верность не уродам.
1.
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Гальтарский автор права был умён.
Возможно, мне идею даст хоть он,
Раз уж Павсаний жадничает ими.
С сиренью схож пушистый дождь гликиний,
Когда к нам в Васспард входит вешний сон...
А я сейчас весны и сна лишён,
Ищу ответ в хитросплетеньи линий.
Факт номер раз - есть смертный приговор.
Факт номер два - я с ним не соглашаюсь.
А значит - я всё заново решаю.
Вот линия - от двойки к факту раз.
Факт третий - Салиган, увы, не вор,
Как ни хотел б уверить в этом нас.
2.
Как ни хотел б уверить в этом нас
Создатель, что он в мире существует,
Не он нам схемы-линии рисует,
Вот план и составляю я сейчас.
Здесь стопки книг, там свитки... Пятый час -
Ложиться поздно... Лучше помозгую.
Зачем мне Салиган? Всё не пойму я,
Что мне чутьё твердит в который раз.
Чутью не верить - заживо пропАсть.
Не верить логике - пропасть быстрее.
Зло мелкое распахивает пасть.
Жрёт и растёт, и с каждым днём наглеет...
Его творцам хорошая шла масть,
Сей труд - не совокупность нудных фраз.
3.
Сей труд - не совокупность нудных фраз,
Где нуден пафос иль однообразье.
Я не стремлюсь к пустому многофразью.
Немного - и по делу - на заказ.
Наедине с собой я - без прикрас.
И свободнее выражаться сразу...
Судьба себя ведёт... ну как зараза!..
А назовут ли так - меня? Хоть раз?..
Венок сонетов - форма, правда, суть.
Уставший я, и рифмы чуть банальны,
А мысли - между делом - маргинальны.
Не знаю, как увидеть нужный путь.
Но мне помогут не мольбы и гимны,
А столп юриспруденции и Имя.
4.
А столп юриспруденции и Имя
Загадочно страницами шуршит.
Бред обвиненья - просто лыком шит,
Но перевит угрозами стальными.
Сталь... лезвие между камней - чужими
Обычаями выставить свой щит.
И правда стали - в плеске волн в тиши,
И в древней песне... и у шпаги с ними.
Сец-Придд так и не понял ничего.
Его не жаль. Другие ждут защиты,
Все те, сейчас чьи спины не прикрыты.
Особенно - мой маршал. Одного
Сец-Придд не рассчитал - в который раз:
Что предки были не глупее нас.
5.
Что предки были не глупее нас,
Я с детства знал. Их преценденты впору
Использовать мне в пику горлодёру,
Раз Та-Ракан глупей, чем ананас.
Лакиний разбирает сей указ:
Помиловать солдата Ацевору.
Там приговор был сотнику, который
Гласил: повесить в полудённый час.
Знал пехотинец: это клевета,
И командира он отбил в день казни
С отрядом из бойцов наёмных. Разве?...
Лаврентий-сотник Алве не чета,
Охраны больше... Это слишком сложно!..
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
6.
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
Да кошкам наши беды - до хвоста.
Ведь что им - жизни мышья суета?..
Для нас - так важно, а для них - ничтожно...
Создатель, Леворукий... как же тошно!..
От Та-Ракана этого мутит,
Но, если не хочу я быть раскрыт,
Мне нужно быть на диво осторожным.
Просчитывать свой каждый вдох и шаг...
Но ни Создатель и ни Леворукий
Меня не остановят. Нет, никак.
Надеясь на себя, судьбу взять в руки,
И помнить надо: глупость - "невоможность"...
Беспечность - непростительная роскошь.
7.
Беспечность? Непростительная роскошь.
Особенно, когда тебя не ждут.
В тени удобней быть, чем на виду –
Не навлечёшь ни зависть, ни вопросы.
Когда с собой, с судьбою не в ладу –
Опасно эпатажным быть и броским.
Пересидеть, включив по полной мОзги,
Мне надо – заодно пойму свой дух...
Я предпочту таиться, выжидая,
Собрать всю информацию, решить,
Что делать. А потом – ударить враз.
Безжалостно. Опять скользить по краю...
Держитесь, монсеньор... мы будем жить!
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
8.
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
Я не умею говорить иначе.
Уверенность хоть что-нибудь да значит,
Особенно - когда не напоказ.
Пытаюсь говорить - не в первый раз.
Слова ложатся в предложенья паче
Всех чаяний... Я не ищу удачи,
Я просто ограняю свой алмаз.
Алмаз душевных качеств, мыслей, чувств -
Кому незначим, а кому-то дорог...
Я не хочу тащить предчувствий ворох.
На знания, чутьё своё хочу
Я положиться. В них - моя свобода...
Считайте всё, что вам в душе угодно.
9.
Считайте всё, что вам в душе угодно.
Какое дело мне до этих фраз?
Они так и не сложатся в рассказ,
Хоть пролетят мгновения, хоть годы.
Зачем считать унылые невзгоды?
Преодолеть их нужно всякий раз.
На мир взглянуть непросто без прикрас,
Но тяжелей – у моря ждать погоды.
Когда что нужно – всё в моих руках,
Я действую с уверенностью ясной
И побеждаю с холодом в мозгах.
Бездействие тлетворное опасно,
Но многажды опаснее его
Уверенность в себе из ничего.
10.
Уверенность в себе из ничего -
Какая, право, честь. Какая малость!..
Но права на неё мне не досталось...
Немного потерял я от сего.
Не знаю, что нам принесёт сей год -
Излом эпох, времён не тешит жалость.
Права лишь сталь, а зеркала пролгались,
Скрывая путь - что пройден и что ждёт.
Долг Волн Ветрам. Как просто - и - как сложно...
Три слова. Давний долг из тьмы веков...
И Джастин - Рокэ. Я платить готов.
Я научился видеть, что есть ложно...
Но память вновь забытых поколений -
Не лучшее из чувств и ощущений.
11.
Не лучшее из чувств и ощущений -
Бессилие в попытке сбить судьбу
Со следу. Я б её видал в гробу,
Но правила её сильней смещений.
Смещений чувств, смещений мыслей. Мщений
Истории расписаны - табу
Их не учесть. Чернильницы резьбу
В который раз разглядываю в тщеньи.
Мне нужно разработать верный план,
А хватит ли для этого мне силы?..
Я не боюсь бесславья и могилы.
Мне страшно, что напрасно ум мне дан.
А страх рождает тучу наваждений...
Я не люблю избыточных движений.
12.
Я не люблю избыточных движений,
Вот я и выверяю каждый шаг.
Легко в бою, свой защищая флаг,
Рубиться изо всех сил и решений.
Но тяжелей в скрытнейшем из скольжений,
Слова и чувства пряча от атак
Противника, не говоря, кто враг,
Сражаться невидимкой отражений.
Да, это мне под силу. Хоть и страшно,
Что не сумею я не проиграть -
Я не не имею права отступать.
Придётся быть и умным, и отважным.
Пусть страх, тоску и боль слизнёт волной!..
Мне милы волки - не тоскливый вой.
13.
Мне милы волки - не тоскливый вой.
Я не ценитель горестных стенаний.
Мне тяжело - но мне родней молчаний
Спокойный бег - негромкий, но живой.
Я третью ночь не сплю, я никакой -
То свитки Суза-Музиных посланий,
То для себя замена оправданий -
Сонеты, триолеты... Мне б покой.
А дело набирает оборот -
Сегодня приговор объявлен смертный.
Сец-Придд родня, но редкостный урод.
Я не могу остаться безответным...
Ценю я в людях прежде не породу,
А гордость их и верность не уродам.
14.
А гордость их и верность не уродам -
Вот то, что в людях я давно искал.
Не находил и иногда страдал,
Но чаще - улучшал свою природу.
Я не отдам ни гордость, ни свободу,
Ни чувств подлёдных бешеный накал
За миражи... Но я бы всё отдал,
Чтоб приговору не давали ходу.
Душа моё и сердце - хоть гори,
Но Леворукий не прельстился ими...
А значит, самому мне ждать зари.
Единственная мысль - отбить карету.
Но как?.. Мой полк укрыть на время где-то?..
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Автор Агния
ОдинокийЧто вы помните, люди,
Об ушедших богах?
О проклятьях и судьях,
О погибших мирах?..
Вы прислушайтесь к звукам –
В битвах – к звону мечей…
Он для вас – Леворукий?
Одинокий.
Ничей.
Он красив, словно боги
Тех далёких времён,
О которых немного
Помнят, кроме имён.
Красота ослепляет –
Зелень глаз, лён волос…
Оболочка осталась,
Память – ветер унёс.
В чём он был виноватым?
Что он мог бы простить?
Давший клятву когда-то
Ожерелье хранить...
Ни обид, ни сомнений –
Всё, что помнил – ушло,
Ведь людских сожалений
Страж Заката лишён.
Кем бы раньше он не был,
Он утратил свой кров.
На плечах его – небо,
Он – хранитель миров.
Неминуема гибель
В битве на Рубеже.
Был ли дан ему Выбор –
Он не помнит уже.
Смертный, избранный адой
И лиловым огнём,
Как мечтает он правду
Знать о прошлом своём!
Незаметною тенью
Он приходит сюда,
Где так пахнет сиренью,
И прозрачна вода…
Что-то кажется близким, –
Сердце гложет тоска, –
Мир, в котором родился?
Дом, который искал?
Как звучало то имя,
О котором забыл?
Кто его ненавидел?
Кто – быть может – любил?..
Мир, где дышится легче,
Где в разгаре весна…
Кэртиана не вечна,
Но манит лишь она.
Тут деревья не знают,
Сколько будут цвести,
Этот мир погибает,
И его не спасти!..
Мир, куда не вернуться...
Неоконченный бой…
С неизбывною грустью
Он простится с тобой…
Утащила себе с любезного разрешения авторов.
Автор Anita
Зарисовки из жизни Леворукого, или А вдруг так и будет? Было странно, но кот казался мерзким. Странным для Леворукого было не само ощущение омерзения, а то, что оно шло от кота. К котам Зеленоглазый привык. Видел всяких. Но этот показался мерзким сразу – как только воздух перед камином поплыл, закружился, потом загустел и из созревшего тёмного шара вывалился очередной хвостатый обитатель Заката. Некрупный, плотненький, с ухоженной шерстью отвратительного, серо-грязно-неопределённого цвета и с такими же глазами. Кот сразу заурчал, замяукал, явно жалуясь на прошлую жизнь, рванул к новому Хозяину и весьма бесцеремонно начал тереться о ноги, продолжая мяукать – обволакивающе-требовательно.
- Ты полегче, - сказал Леворукий новичку, - это успеется. Дай я на тебя посмотрю.
Узнать не составило проблем. В человеческом облике, надо сказать, он выглядел посолиднее… Впрочем, ощущение мерзкого от узнавания только усилилось. И никуда не ушло со временем, хотя кот, которого Леворукий условно назвал Пегим ( конечно, никаким пегим он не был, просто на редкость неопределённый и противный цвет) был уже не новичком.. Но жалобно-мяукающий комок по-прежнему вызывал желание отодвинуть его, причём ногой.
Повелитель Кошек вздохнул. Огонь в камине уютно трещал, вся кошачья братия, допускаемая в комнату, вела себя пристойно, хотелось сидеть и не двигаться, но Пегий всё ближе и ближе придвигался к Хозяину, явно намереваясь начать свои жалобы. Леворукий, не отрывая взгляда от огня, предупредил:
- Изгоню. Пойдёшь к Шестилапому и будешь учиться с ним ладить…
Пегий обиженно мявкнул и замер. Позади скрипнула дверь, по полу уверенно процокали четыре пары лап и раздалось короткое, требовательное «Мяу!».
-Разбирайтесь сами!
-Мяяяу! – уже другое, с оттенком страдания и какой-то возвышенной тоски.
-Ну? – Повелитель Кошек обернулся. Крупная, красивая, кошка с нахальными янтарными глазами (Леворукий называл её Белой – за ослепительно-снежный цвет шерсти) сделала шаг к Хозяину, потёрлась о ногу, и, словно кивая, обернулась на свою спутницу – мол, посмотри на неё. Дымчатая, удивительно изящная кошечка подняла на Хозяина голубые с поволокой глаза, в которых отразилась кошачья скорбь всех Миров Ожерелья одновременно, со значением перевела томный взор на Белую, издала звук, который можно было принять за кошачье «Ах!» и потупила взор.
- Прямо скромница под свадебной фатой! – усмехнулся Страж Заката, оборачиваясь к Белой. Та согласно фыркнула. Дымчатая грациозно прошла к камину, брезгливо обойдя Пегого, аккуратно села у огня и демонстративно отвернулась. Белая фыркнула ещё раз и запрыгнула на колени к Хозяину, тот рассеянно почесал её за ухом.
- Вы же при жизни вроде неплохо ладили... что же теперь-то цапаетесь?
Вместо ответа Белая ткнулась носом в подбородок Леворукого, Дымчатая сделала вид, что не расслышала. Так бывало. Характер человека, перебираясь в кошачью ипостась, обычно сохранялся, а вот отношения с прежними знакомыми могли меняться до неузнаваемости. Белая и Дымчатая в прошлой жизни были родственницами, не имели больших конфликтов, Белая покровительствовала Дымчатой и весьма доверяла ей. Здесь же они постоянно что-то делили, что-то выясняли, истерически вопили друг на друга, но заканчивалось это всегда одинаково: Белая приходила искать справедливости у Хозяина, а её гордая страдалица-оппонентка демонстративно показывала, что она, мол, не нуждается.
…. С каминной полки на происходящее взирал ещё один кошачий дуэт, для которого новый облик тоже стал поводом для новых отношений. Крупный, с большой головой и маленькими ушами, покрытый короткой, блестящей, серой с голубоватым отливом шерстью кот посмотрел сверху вниз на дымчатую страдалицу у огня, осуждающе мяукнул и повернулся к своему соседу – пушистому, вальяжному, трёхцветному красавцу. Трёхцветный в своё время, появившись в хоромах Повелителя кошек, сухо мяукнул, запрыгнул на каминную полку и замер. Никто к нему не совался, и он ничьего общества не искал. Лежал один, недовольно щурился, пока перед камином не материализовался Серый. С тех пор эти двое делили каминную полку пополам, что-то урчали друг другу, кивали, соглашались и никого больше к себе не подпускали. Признать в них заклятых врагов, много лет по мере сил портивших друг другу жизнь, было невозможно.
Дверь за креслом вновь скрипнула.
-Мяяя? – негромко и вопросительно.
-Я тебя не выгонял, - Леворукий опустил руку, в неё тут же ткнулся активно заёрзавший о ладонь нос, - ты сам то уходишь, то приходишь.
….Молодой, ещё не выросший на размер взрослого кот, беспокойный, нервный, встал передними лапами на вытянутые к огню ноги хозяина, заглянул в глаза.
-Не начинай, - Зеленоглазый отрицательно покачал головой, - нет. Ты можешь приходить, когда хочешь. И уходить, раз уж тебе так необходимо общество этого… чудища. Но его я сюда не пущу. Я не терплю заносчивых дураков и уродцев к тому же.
За дверью гордо, обиженно проорали. Вокруг зашипели. Шипели так же, как в тот момент, когда орущий за дверью впервые возник перед камином. Коричневый шестилапый кот, освещённый пламенем, заставил Леворукого поперхнуться, а хвостатых дружно выразить своё кошачье «Фи!». Приглядевшись к этому чуду, Повелитель кошек долго смеялся, говорил, что справедливость всё же есть, хотя бы в Закате, а если тебя уже при жизни переименовали в животное – точнее, в насекомое – то ни на что хорошее рассчитывать не приходится. Ты мнил себя избранным, не таким, как все? Что же, теперь у тебя есть все основания о себе так думать... Правда, наука не пошла уродцу впрок. Шестилапый умудрился переругаться со всеми котами, не терпевшими высокомерного, наглого обращения, а на другое эта кошачья гусеница была неспособна. После того, как Шестилапый попытался в очередной раз бесцеремонно навязать своё общество Дымчатой, он получил по морде сразу от двоих – от крупного, мощного, обычно ни во что не вмешивающегося Рыжего и упитанного, суетливого Толстяка. Толстяк держался от всех в стороне, бросая издалека на Дымчатую достойные влюблённого юнца взгляды, но даже это он дела украдкой, а уж подходить к изящной страдающей красотке просто-напросто боялся. Леворукий рассудил, что если уж откровенно трусоватый Добряк решил применить силу, то покоя не будет, и уродец вылетел за дверь, утратив право возвращаться в комнату. О нём на какое-то время забыли, но потом появился молодой котёнок. Он осторожничал, виновато опускал глаза перед Дымчатой – которая его гордо не замечала – и искренне обрадовался, услышав однажды за дверью голос Шестилапого. С тех пор Малыш иногда убегал со своим прежним кумиром, шатался с ним где-то, возвращался, делал попытку упросить Хозяина впустить уродца, получал отказ и всё повторялось по кругу. Так было и сейчас. Услышав «Нет» Малыш сник, помялся с лапы на лапу, осторожно пробрался мимо Дымчатой, неожиданно взрослым голосом мявкнул на явно набивающегося в компанию Пегого, улёгся, вытянул передние лапы и грустно замолчал.
Камин уютно потрескивал, кошка на коленях и коты вокруг уютно мурчали, и Страж Заката почти начал погружаться в дрёму… Внезапно Дымчатая вскочила, шарахнулась от пламени, выгнула спину и зашипела. Белая выпустила когти, скатилась с колен Хозяина, юркнула за кресло. Мурчание вокруг прекратилось. Это всегда забавляло Леворукого – то, что появление новичка коты чувствовали раньше самого Повелителя. Зеленоглазый с интересом уставился на пламя – кто же не этот раз? Воздух перед камином постепенно утрачивал прозрачность, густел, внутри него созревало что-то тёмное, тяжёлое, постепенно обретающее кошачьи черты… А когда обрело, в комнате повисла тишина. Никто не урчал, не мурчал и не шипел. Все молча смотрели. Леворукий тоже смотрел.
В постепенно обретающем прозрачность воздухе сидел чёрный кот с пронзительно-синими глазами. Спокойными, уверенными. Судя по тишине, его все узнали. Узнала Белая, вышла из-за кресла, наклонила голову слегка вбок – ну-ка, ну-ка… давно не виделись… Узнал Толстяк, радостно сделал несколько шагов к новичку и остановился в нерешительности, покачиваясь на коротких толстых лапах и поглядывая на Дымчатую – тревожно и сочувственно. Узнал Пегий, с почти человеческим визгом выскочивший из комнаты, как только фигура перед камином начала обретать хоть какие-то очертания. Узнал Малыш. Он вскочил, шагнул было вперёд и остался стоять, а по растерянной мордочке было видно, что коту хотелось и убежать, и приблизиться одновременно. Узнала Дымчатая, которая смотрела на синеглазого так, как будто нет этой комнаты, нет самого Леворукого и Заката тоже нет.
Леворукий нахмурился. Так дело не пойдёт… Конечно, это не по правилам…но однажды он их уже нарушил … почти…если этот человек стоил этого тогда, то сейчас стоит тем более… сейчас тем более надо… Подошёл, присел, взял кота на руки. Наклонился к уху.
-Выход там же, где был вход. Решай сейчас. Осталось меньше минуты…
Вместо ответа кот собрался в комок, подобрал хвост, сощурился на пламя. Повелитель кошек усмехнулся, отступил от камина на шаг и, пробормотав: «Должно получится» левой рукой швырнул красавца в огонь…
_____________________________________
Царапина на щеке, прокусанный палец, порванная рубашка. Делай после этого добрые дела… Подопечные, надутые и застыдившиеся, сидят у ног и преданно смотрят в глаза. Ага, преданно, пока не объяснил, такое творили… Рыжий-то не удивил, а вот Толстяк с Дымчатой… Такого единодушия это пара не проявляла ни при жизни, ни в Закате…
-Я, разумеется, зверь! Я… тварь закатная, по-вашему?
Молчат, сопят, Малыш вопросительно-пробно мурлыкает .
-Ладно уж! Идите сюда…
Подходят, Толстяк тыкается в ладонь, Дымчатая трётся о ноги… поднимает голову, вопросительно смотрит Леворукому в глаза.
-Не сгорел он! Не-сго-рел!
Повелитель кошек поворачивается к камину и видит у огня Серого. Кот смотрит на огонь задумчиво и виновато, как смотрят умные, но совершившие много ошибок люди…
Автор Tany парафраз стихотворения Ф. Лорки
Верная женаИ в полночь к своей богине
Я с ландышами приперся.
То было на улице Винной,
Я ей предложил свою руку
И имя звонкое Алва.
Она же слегка дрожала
И в спальню меня позвала.
Меня не покинул разум,
А гордость идет нар-шаду.
Слова, что она шептала,
Я вам повторять не стану
В разгар объяснений страстных
Бесшумно двери открылись,
И призраки в темных масках
Меня окружить поспешили.
Я обнажил свою шпагу
И вазу швырнул в их хари,
Звенели клинки и ломались,
В ход мебель пошла и кинжалы.
И лучшею в мире дорогой,
До первой утренней птицы
Мы танцевали райос,
Как отблески дальней зарницы.
Кружась в пелене багровой,
На скользких кровавых дорожках,
Убийц не считая и раны,
Я жизнь продавал подороже,
Рука свинцом наливалась,
Выпад, удар, пригнуться,
А дальше к стене и влево,
И некогда оглянуться.
Ландыши под каблуками,
В лицо кровавые струи,
Как быстро кружатся стены,
и шелк голубой розовеет.
Качается пол под ногами,
Как палуба «Каммористы»,
Которой больше не будет,
Но нет причин для грусти.
А у других пусть все будет:
Зеленые волны залива,
На склонах пламень граната,
Любовь, струна и рассветы…
Все громче бьют барабаны.
Зачем привели музыкантов?
С такою раной, пожалуй,
Уже не живут, но все же
Еще я могу сражаться, я жив!
Вы слышите твари?!
И я заберу с собою в Закат
Меньше трех едва ли!
Дверной проем распахнулся:
Яростная фигура
С мечом обнаженным возникла
Он все-таки есть, он явился!
В холодных сумерках утра
Средь трупов горьки размышленья:
Любви опустела обитель,
Но кто мой грозный спаситель?
Я с ней поступил как должно
Истинный кэналлиец:
Дарил изумруд и жемчуг,
Но больше не стал встречаться.
Она ведь была замужней,
А мне клялась, что невинна.
Автор nyushik
Что не нравится Валмонам ...Тишина вокруг была настолько абсолютной, что даже давила на уши. Марсель тихонько кашлянул. Как ни странно, но от звука собственного голоса ему вдруг стало как-то поспокойнее, что ли.
- Рокэ! Вы… ты здесь? – тут, в этом странном подземелье, обращаться к Первому Маршалу на «ты» было как-то… странно.
Алва не отозвался.
- Ничего, все равно найду, - бодро пообещал сам себе наследник Валмонов и пошел вперед по гладкому длинному коридору.
Ему всегда было трудно выполнять монотонные действия, а когда идешь-идешь, и не знаешь, долго ли, можно от тоски завыть. Но завыть – это ведь, пожалуй, неэстетично. Папенька не одобрил бы. В конце концов, он – офицер по особым поручениям, а не Котик какой-нибудь. Вот петь – это совсем другое дело. Только подходящие слова почему-то не находились, и Марсель запел просто так, без слов.
- У-а-а-у! – раздалось в ответ сразу же после первой музыкальной фразы. Из бокового коридора, который непонятным образом образовался сам собой, вышла ни на что не похожая тварь с лиловыми глазами, уселась и, подняв вверх морду, снова затянула:
- У-а-а-у!
Марсель поморщился. Со слухом у твари явно были проблемы. А вот с голосом – не было.
- Многоуважаемая э… эрэа, вы не могли бы петь не столь громко?
Из левого глаза твари – Марселю, кстати, ни разу не довелось видеть ни у кого глаз такого нежно-лилового цвета, - выкатилась крупная слеза. Почему-то вдруг вспомнился Эпинэ – он бы, наверное, обязательно пожалел несчастное животное. Марселю же больше было жаль собственные уши – если эта… это сознание снова завопит так громко, то он может и оглохнуть.
С другой стороны, нахождение Разрубленный Змей знает где еще не повод превратиться из галантного кавалера в невоспитанного мужлана.
- Эрэа, вы… мы могли бы исполнить дуэтом одну чудную вещь, только вам придется все-таки приноровиться к моему, несколько э… слабоватому голосу…
Тварь глядела, не мигая, и понять, согласна она или нет, было невозможно. Впрочем, раз явное несогласие не высказано – его всегда можно считать согласием.
- Итак, давайте попробуем…
Дальше они шли уже вдвоем; Марсель запевал, существо подхватывало, а если кому-то не нравится – то и не слушайте. Впрочем, и слушать-то тут было некому.
Наконец существо замолчало и, остановившись, ткнулось лбом виконту в бедро. Явно показывая, что теперь надо повернуть направо. Только вот – справа была стена, обычная гладкая стена из твердого полированного камня.
- Эрэа, вы уверены?
Существо кивнуло.
Ну, ведь с Зоей он уже ходил сквозь стену, и тогда это совсем не казалось странным.
- Мне взять вас за… лапу?
Существо молча пошло вперед и медленно прошло сквозь стену. Марсель двинулся следом, с трудом удержавшись от желания схватить существо за гладкий длинный хвост.
Мужской силуэт рядом с каменным постаментом. Весьма и весьма знакомый силуэт. А на постаменте – книга. Угу, конечно! Офицер тут с ног сбивается, разыскивая Первого Маршала, а тот книги почитывает!
- Кхе-кхе! – нарочито кашлянул Марсель, и лиловоглазое существо тут же повторило этот звук:
- Кхе-кхе!
Ворон медленно обернулся, знакомо качнул головой:
- Только сейчас начинаю понимать, насколько я тебя недооценил. Как ты здесь оказался?
- Меня вот… проводили,- Марсель протянул руку и почесал существо за короткими круглыми ушами.
Рокэ несколько секунд пристально рассматривал существо, потом по его губам скользнула усмешка:
- Да уж… Бедный белоштанный господин считал себя избранником Кэртианы… Но о таком, кажется, вообще нигде не упоминалось. Скажите, Марсель, как вам удалось приручить Изначальную Тварь?
Марсель обиделся.
- Почему это – тварь?! Вполне милое существо! К тому же – музыку любит, - он снова почесал, Изначальная едва слышно заурчала. – А что это вы такое читаете в одиночку? Может быть, кому-нибудь тоже интересно…
Алва слегка посторонился, и Марсель, сделав два больших шага, оказался около книги.
«Повелитель Скал… был съеден Изначальными тварями… Повелитель Волн погиб…»
- Рокэ, что это?!
- Это – Великая Кэртианская книга Бытия, виконт. Не зря я опасался, что вам не суждено стать графом.
Марсель никогда, никогда не поступал так с книгами. Но эта… эта была попросту…
Он сделал еще совсем маленький шажок, протянул руку и вырвал последние страницы. Теперь их надо было бы уничтожить, но не жрать же бумагу самому?
- Иди сюда, маленькая, - позвал он Изначальную и сунул в полную острых зубов пасть скомканные листы.
Тварь глотнула, не поморщившись.
- Ну и лапочка! – Марсель, сняв перчатку, погладил существо.
Потом рискнул поднять глаза на Ворона. Да, растерянный Алва – зрелище потрясающее, он может гордиться, что увидел то, что, скорее всего, больше никому увидеть не суждено.
В этот момент из темноты вышел еще один человек – стройный блондин в красном и черном. Красавец, только таким золотоволосым сочетание черного с красным не очень-то подходит. Пожалуй, ему бы больше подошло светло-лиловое – как глаза у Изначальной… А еще лучше – яблочно-зеленое…
- Что же вы наделали, виконт Валме? Ведь вы уничтожили страницы из Книги Бытия! – с трудом сдерживая смех, спросил черно-красный.
Марсель с достоинством склонил голову. Ну, уничтожил – и что теперь? Чего это в этой книге Бытия всех поубивали? Выдержать Окделла, конечно же, тяжело, но вот то, что его сожрали – худо для всех! Да, Ракан может заменить повелителя – но где написано, что он может заменить всех Повелителей?! А тут еще и Спрута угробили… Да и потом - от Окделла у Изначальных тварей, может быть, вообще изжога начнется – а это, похоже, никого и не волнует…
- Вы ведь образованный человек, Марсель, - продолжал золотоволосый, улыбаясь; у ног его терся ранее не замеченный Марселем котенок обычной кошачьей расцветки, - Стихи пишете. Ну, подправили бы что-то, изменили… А вы просто взяли и листы выдрали! Это ведь варварство.
- Что не нравится Валмонам – должно быть уничтожено, - стараясь скопировать папенькину интонацию, пояснил Марсель. – И потом… Стихи – пишу. Так ведь я – писатель, а не читатель. А прежде чем подправлять – прочесть надо было.
Золотоволосый склонил голову, признавая правоту Валме.
- Валме – не читатель, Валме – писатель, - задумчиво повторил Ворон. – Что же, думаю, со временем это станет пословицей.
название мое, автор выложил без названия
Автор Поларис (Полярная Звезда)
Венок сонетов Валентина Придда.Венок сонетов Валентина Придда.
Мадригал.
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Как ни хотел б уверить в этом нас,
Сей труд - не совокупность нудных фраз,
А столп юриспруденции и Имя.
Что, предки были не глупее нас...
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
Беспечность - непростительная роскошь,
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
Считайте всё, что вам в душе угодно.
Уверенность в себе из ничего -
Не лучшее из чувств и ощущений.
Я не люблю избыточных движений,
Мне милы волки - не тоскливый вой,
А гордость их и верность не уродам.
1.
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Гальтарский автор права был умён.
Возможно, мне идею даст хоть он,
Раз уж Павсаний жадничает ими.
С сиренью схож пушистый дождь гликиний,
Когда к нам в Васспард входит вешний сон...
А я сейчас весны и сна лишён,
Ищу ответ в хитросплетеньи линий.
Факт номер раз - есть смертный приговор.
Факт номер два - я с ним не соглашаюсь.
А значит - я всё заново решаю.
Вот линия - от двойки к факту раз.
Факт третий - Салиган, увы, не вор,
Как ни хотел б уверить в этом нас.
2.
Как ни хотел б уверить в этом нас
Создатель, что он в мире существует,
Не он нам схемы-линии рисует,
Вот план и составляю я сейчас.
Здесь стопки книг, там свитки... Пятый час -
Ложиться поздно... Лучше помозгую.
Зачем мне Салиган? Всё не пойму я,
Что мне чутьё твердит в который раз.
Чутью не верить - заживо пропАсть.
Не верить логике - пропасть быстрее.
Зло мелкое распахивает пасть.
Жрёт и растёт, и с каждым днём наглеет...
Его творцам хорошая шла масть,
Сей труд - не совокупность нудных фраз.
3.
Сей труд - не совокупность нудных фраз,
Где нуден пафос иль однообразье.
Я не стремлюсь к пустому многофразью.
Немного - и по делу - на заказ.
Наедине с собой я - без прикрас.
И свободнее выражаться сразу...
Судьба себя ведёт... ну как зараза!..
А назовут ли так - меня? Хоть раз?..
Венок сонетов - форма, правда, суть.
Уставший я, и рифмы чуть банальны,
А мысли - между делом - маргинальны.
Не знаю, как увидеть нужный путь.
Но мне помогут не мольбы и гимны,
А столп юриспруденции и Имя.
4.
А столп юриспруденции и Имя
Загадочно страницами шуршит.
Бред обвиненья - просто лыком шит,
Но перевит угрозами стальными.
Сталь... лезвие между камней - чужими
Обычаями выставить свой щит.
И правда стали - в плеске волн в тиши,
И в древней песне... и у шпаги с ними.
Сец-Придд так и не понял ничего.
Его не жаль. Другие ждут защиты,
Все те, сейчас чьи спины не прикрыты.
Особенно - мой маршал. Одного
Сец-Придд не рассчитал - в который раз:
Что предки были не глупее нас.
5.
Что предки были не глупее нас,
Я с детства знал. Их преценденты впору
Использовать мне в пику горлодёру,
Раз Та-Ракан глупей, чем ананас.
Лакиний разбирает сей указ:
Помиловать солдата Ацевору.
Там приговор был сотнику, который
Гласил: повесить в полудённый час.
Знал пехотинец: это клевета,
И командира он отбил в день казни
С отрядом из бойцов наёмных. Разве?...
Лаврентий-сотник Алве не чета,
Охраны больше... Это слишком сложно!..
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
6.
На всё махнуть бы и послать б всё к кошкам...
Да кошкам наши беды - до хвоста.
Ведь что им - жизни мышья суета?..
Для нас - так важно, а для них - ничтожно...
Создатель, Леворукий... как же тошно!..
От Та-Ракана этого мутит,
Но, если не хочу я быть раскрыт,
Мне нужно быть на диво осторожным.
Просчитывать свой каждый вдох и шаг...
Но ни Создатель и ни Леворукий
Меня не остановят. Нет, никак.
Надеясь на себя, судьбу взять в руки,
И помнить надо: глупость - "невоможность"...
Беспечность - непростительная роскошь.
7.
Беспечность? Непростительная роскошь.
Особенно, когда тебя не ждут.
В тени удобней быть, чем на виду –
Не навлечёшь ни зависть, ни вопросы.
Когда с собой, с судьбою не в ладу –
Опасно эпатажным быть и броским.
Пересидеть, включив по полной мОзги,
Мне надо – заодно пойму свой дух...
Я предпочту таиться, выжидая,
Собрать всю информацию, решить,
Что делать. А потом – ударить враз.
Безжалостно. Опять скользить по краю...
Держитесь, монсеньор... мы будем жить!
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
8.
Но сух и слишком сдержан мой рассказ.
Я не умею говорить иначе.
Уверенность хоть что-нибудь да значит,
Особенно - когда не напоказ.
Пытаюсь говорить - не в первый раз.
Слова ложатся в предложенья паче
Всех чаяний... Я не ищу удачи,
Я просто ограняю свой алмаз.
Алмаз душевных качеств, мыслей, чувств -
Кому незначим, а кому-то дорог...
Я не хочу тащить предчувствий ворох.
На знания, чутьё своё хочу
Я положиться. В них - моя свобода...
Считайте всё, что вам в душе угодно.
9.
Считайте всё, что вам в душе угодно.
Какое дело мне до этих фраз?
Они так и не сложатся в рассказ,
Хоть пролетят мгновения, хоть годы.
Зачем считать унылые невзгоды?
Преодолеть их нужно всякий раз.
На мир взглянуть непросто без прикрас,
Но тяжелей – у моря ждать погоды.
Когда что нужно – всё в моих руках,
Я действую с уверенностью ясной
И побеждаю с холодом в мозгах.
Бездействие тлетворное опасно,
Но многажды опаснее его
Уверенность в себе из ничего.
10.
Уверенность в себе из ничего -
Какая, право, честь. Какая малость!..
Но права на неё мне не досталось...
Немного потерял я от сего.
Не знаю, что нам принесёт сей год -
Излом эпох, времён не тешит жалость.
Права лишь сталь, а зеркала пролгались,
Скрывая путь - что пройден и что ждёт.
Долг Волн Ветрам. Как просто - и - как сложно...
Три слова. Давний долг из тьмы веков...
И Джастин - Рокэ. Я платить готов.
Я научился видеть, что есть ложно...
Но память вновь забытых поколений -
Не лучшее из чувств и ощущений.
11.
Не лучшее из чувств и ощущений -
Бессилие в попытке сбить судьбу
Со следу. Я б её видал в гробу,
Но правила её сильней смещений.
Смещений чувств, смещений мыслей. Мщений
Истории расписаны - табу
Их не учесть. Чернильницы резьбу
В который раз разглядываю в тщеньи.
Мне нужно разработать верный план,
А хватит ли для этого мне силы?..
Я не боюсь бесславья и могилы.
Мне страшно, что напрасно ум мне дан.
А страх рождает тучу наваждений...
Я не люблю избыточных движений.
12.
Я не люблю избыточных движений,
Вот я и выверяю каждый шаг.
Легко в бою, свой защищая флаг,
Рубиться изо всех сил и решений.
Но тяжелей в скрытнейшем из скольжений,
Слова и чувства пряча от атак
Противника, не говоря, кто враг,
Сражаться невидимкой отражений.
Да, это мне под силу. Хоть и страшно,
Что не сумею я не проиграть -
Я не не имею права отступать.
Придётся быть и умным, и отважным.
Пусть страх, тоску и боль слизнёт волной!..
Мне милы волки - не тоскливый вой.
13.
Мне милы волки - не тоскливый вой.
Я не ценитель горестных стенаний.
Мне тяжело - но мне родней молчаний
Спокойный бег - негромкий, но живой.
Я третью ночь не сплю, я никакой -
То свитки Суза-Музиных посланий,
То для себя замена оправданий -
Сонеты, триолеты... Мне б покой.
А дело набирает оборот -
Сегодня приговор объявлен смертный.
Сец-Придд родня, но редкостный урод.
Я не могу остаться безответным...
Ценю я в людях прежде не породу,
А гордость их и верность не уродам.
14.
А гордость их и верность не уродам -
Вот то, что в людях я давно искал.
Не находил и иногда страдал,
Но чаще - улучшал свою природу.
Я не отдам ни гордость, ни свободу,
Ни чувств подлёдных бешеный накал
За миражи... Но я бы всё отдал,
Чтоб приговору не давали ходу.
Душа моё и сердце - хоть гори,
Но Леворукий не прельстился ими...
А значит, самому мне ждать зари.
Единственная мысль - отбить карету.
Но как?.. Мой полк укрыть на время где-то?..
А что... Идея! Где там был Лакимий?..
Автор Агния
ОдинокийЧто вы помните, люди,
Об ушедших богах?
О проклятьях и судьях,
О погибших мирах?..
Вы прислушайтесь к звукам –
В битвах – к звону мечей…
Он для вас – Леворукий?
Одинокий.
Ничей.
Он красив, словно боги
Тех далёких времён,
О которых немного
Помнят, кроме имён.
Красота ослепляет –
Зелень глаз, лён волос…
Оболочка осталась,
Память – ветер унёс.
В чём он был виноватым?
Что он мог бы простить?
Давший клятву когда-то
Ожерелье хранить...
Ни обид, ни сомнений –
Всё, что помнил – ушло,
Ведь людских сожалений
Страж Заката лишён.
Кем бы раньше он не был,
Он утратил свой кров.
На плечах его – небо,
Он – хранитель миров.
Неминуема гибель
В битве на Рубеже.
Был ли дан ему Выбор –
Он не помнит уже.
Смертный, избранный адой
И лиловым огнём,
Как мечтает он правду
Знать о прошлом своём!
Незаметною тенью
Он приходит сюда,
Где так пахнет сиренью,
И прозрачна вода…
Что-то кажется близким, –
Сердце гложет тоска, –
Мир, в котором родился?
Дом, который искал?
Как звучало то имя,
О котором забыл?
Кто его ненавидел?
Кто – быть может – любил?..
Мир, где дышится легче,
Где в разгаре весна…
Кэртиана не вечна,
Но манит лишь она.
Тут деревья не знают,
Сколько будут цвести,
Этот мир погибает,
И его не спасти!..
Мир, куда не вернуться...
Неоконченный бой…
С неизбывною грустью
Он простится с тобой…
@темы: Валентин Придд, Марсель Валме, ОЭ, Рокэ Алва, цитаты, перепосты, и остальные...
-
-
08.02.2012 в 21:37Пегий - Штанцлер?
Бела - Алиса?
Дымчатая - Катари
Серый - Дорак?
Трёхцветный - ?
Малыш - Окделл
Шестилапый - Альдо
Рыжий - Робер?
Толстяк - Фердинанд
Чёрный - Рокэ
-
-
09.02.2012 в 01:20-
-
09.02.2012 в 08:14-
-
09.02.2012 в 11:42-
-
11.02.2012 в 01:43-
-
14.02.2012 в 15:11-
-
14.02.2012 в 15:43-
-
14.02.2012 в 15:54-
-
14.02.2012 в 17:38-
-
14.02.2012 в 17:50-
-
14.02.2012 в 18:02блин, если это - лучшее, страшно представить, что из себя всё остально представляет
много этого остального там, кстати?
-
-
14.02.2012 в 20:47Там еще есть пару неплохих вещичек, но я пока разрешения авторов жду.
-
-
15.02.2012 в 00:33-
-
15.02.2012 в 01:38Я сонеты Руппи, кстати, не сразу увидела, так что пользуясь случаем, и их попрошу. Я даже готова проникнуться твоим Руппи, хотя к канонному дышу довольно ровно. Он у тебя более живой, имхо.
А вот секстину я не поняла, мне кажется, Венки гораздо лучше.
-
-
15.02.2012 в 22:12Мрр, тащи в своё удовольствие!..
Я даже готова проникнуться твоим Руппи, хотя к канонному дышу довольно ровно. Он у тебя более живой, имхо. Уррраа, спасибище!!
А вот секстину я не поняла, мне кажется, Венки гораздо лучше. Мрр) мне самой так тоже кажется - венки больше шлифовались... А секстина - нет + как форма не настолько удобна...
-
-
16.02.2012 в 02:22вот не знаю как называются правильно разные формыпоэзии, но мне кажется, что Леворукому больше подойдет рваный, чеканный стих с короткими строчками. Вот как у Агнии.-
-
18.02.2012 в 14:33А у Агнии очень здорово получилось, не спорю))