Рік тому. Два роки тому. Я не маю слів, тільки пам'ятаю все як зараз. Як навічно викарбували. Ці страшні дні, страшні чорні очі лікарки, страшні чорні синці на тілах, що зливаються в один великий синець. Цей відчай. І надію. Я пам'ятаю надію. Господи, Ти стояв там з нами, Мати Твоя берегла тих, кого встигала. Ми це відчували усі. Пробач нам гріхи наші, дай нам розуму та хисту бути гідними тих, хто пішов до Тебе. Більш за все я боюся зараз, що варта твоя буде дивитися на нас із розчаруванням. І дякую тобі за те, що дав нам надію. Тоді і зараз. Ми багато пройшли і пройдемо далі, тільки не покидай нас, Пресвятий Боже, і не покидай дітей наших і країну нашу.
Амінь.
Через 5 хв. після цього моменту вулиця була усіяна покаліченими закривавленими людьми.
Україна. Київ. вул. Інститутська. 18.02.2014 15:46.
Кто был тогда на Институтской, должен помнить тот момент, когда беркут пошел в последнее, решающее наступление. читать дальшеПо воле обстоятельств (бегая медиком с бинтами, термальной водой, пентанолом и аптечкой в рюкзаке), я оказалась в первом ряду отступающих, до последнего надеясь на контратаку с нашей стороны. Слезоточивого газа было так много, что в какой-то момент его начали вдыхать полной грудью, принюхавшись и почти не обращая на него внимания. Ребят со щитами можно было сосчитать на пальцах рук, против камней и светошумовых гранат подобное количество помогало мало: камни со стороны беркута прошлись по моим ногам, одна светошумовая пролетела мимо в двух сантиметрах, во внутреннюю часть бедра попала резиновая пуля.
(О том, что в меня выстрелили, я поняла днем позже, когда появилась возможность переодеться и оглядеть конечности. Живого места на ногах не оказалось, всё было синюшное, фиолетовое, пурпурное и опухшее. Под адреналином я даже ничего толком не почувствовала, показалось, что это пчела укусила или что-то в этом роде. Дикая острая боль пришла позже. Пришлось хромать на обе ноги. Забавное зрелище, наверное).
Естественно, что толпа подверглась панике. Звериный, опьяняющий страх гнал людей вперед, к баррикаде возле станции метро. Пытаясь сохранить спокойствие и хладнокровно оценить ситуацию, я оглянулась назад. Не надо было тогда этого делать, может быть, избежала б того, что последовало дальше. В общем, я заметила пацана со щитом, одного из немногих, кто стоял впереди и прикрывал отступающих. Он держался за шлем и трусил головой из стороны в сторону, как раненый зверь, замедляясь и отставая от толпы. Контузило, попал камень или еще что произошло, я не знала, но четко понимала, что если сейчас пацан не придет в себя, упадет или сядет, подступающая беркутня его просто кончит на месте. Я притормозила, продолжая идти вперед, озираясь. Решила, что если он встанет на месте, кинусь назад и помогу. Но он очухался и побежал дальше. А меня толпа унесла в узкий проход в баррикаде.
И вот тут начался ад. И если кто-нибудь, кто там был, скажет, что это был ад, просто поверьте. Паникующие люди начали понемногу валиться друг на друга, сначала на ноги, затем на спину, и не было возможности пройти ни назад, ни влево, ни вправо, никуда. Взрослые мужчины орали от боли, потому что в давке ломались кости, ребра, сдавливались грудные клетки, и не было возможности дышать. Слезоточивый газ выжигал легкие, горло, глаза и нос, и не было возможности закрыть лицо. Образовалась огромная груда из тел кричащих и задыхающихся людей. Нас пытались вытаскивать. Вытаскивали долго и до последнего, пока вплотную до баррикад не подошел беркут.
Меня тоже попробовали вытащить, однако нога под телами людей сильно завернулась, и, осознавая это, я кричала, чтобы снимали сначала верхних. Кричала, пока вдруг не заметила, лежа на земле спиной, глазами вверх, что вытягивать перестали. Начали добивать дубинками. Били по головам, хребтам и рукам, куда дотягивались. Я лежала в самом низу, подтягивалась на руках, плюхалась обратно в грязь спиной, крутила головой, силясь понять, что происходит. Увидев краем глаза бегущих людей и беркутню, я первым делом подумала, как грустно будет сидеть в РОВД с переломанными ногами. Потом поняла, что ни в какое РОВД меня не повезут, и хорошо, если ноги будут хотя бы при мне. В общем-то казалось, что это конец. Один беркутенок наклонился ко мне и крикнул в лицо «Ну что, домайданились?!», на что я резонно ответила «Давай поговорим об этом потом». Ноги сдавило нереально. Они онемели, и я перестала их ощущать.
В процессе дальнейшей суматохи, криков, драк и воплей, меня вытащил какой-то парень. Остался, не убежал и вытащил. Мы похромали вперед, но не прошли и пяти метров, как его схватили и повалили. Я вступилась. Естественно, меня отшвырнули. Затем вырвали и разорвали одним резким движением рюкзак, выпотрошив содержимое – всю аптечку, банковские карточки, студенческий, очки, тетради и прочее, не успев тронуть один маленький кармашек. Там были ключи, паспорт и номерной пропуск ПС. Повезло. Парня увели. (Жаль, я так и не узнала его имени. Надеюсь, с ним все хорошо). Пожалуй, и меня бы увели, если бы не вступился один беркутовец.
Он остановил тех, кто набросился на меня, отдал то, что осталось от моего рюкзака, отвел в сторону, к метро, мимо ряда беркутни, орущей мне что-то вслед, и оставил. Хоть убей, я не помню, что происходило в эти несколько минут. Я что-то орала, у меня началась истерика, хотя я так и не смогла заплакать. Слезы ко мне пришли намного позже, недели через три – шок зажал и держал в напряжении. Вокруг пылал огонь, меня фотографировали. Помню, это разозлило не на шутку, хотя они всего лишь документировали то, что должен был увидеть мир. Тот самый беркутовец подошел ко мне снова, и вывел за пределы баррикад, к Городецкого. Спрашивал, все ли со мной в порядке, не медик ли я. Я что-то отвечала, не помню. В конце он кинул «Еще увидимся» и пошел обратно. Хотела бы я знать его имя или лицо хотя бы увидеть. Запомнила только то, что глаза у него были светлые, голубые.
Как потом я слышала и прочитала из историй тех, кто там был, он спас немало наших ребят. Отпустил тех, кто мог ходить. Сказал при этом: «Бог все видит».(с)Катерина Кобко
11 січня відспівували одного такого беркутівця. Він не заплямував свою совість під час протистояння на майдані. Він загинув від кулі російського снайпера на Донбасі. (це про Барні).
Це Галіна Паламарчук.
"В мене були переламані ребра і переламана кістка під оком, але якась машина привезла мене на Хрещатик, як в тумані дійшла до профспілок. читать дальше Хлопчик з ПС завів мене на 4-й поверх, бо третій вже був забитий, лікар діагностував переломи. Я не могла говорити, то написала щоб відвезли мене в 10-ту лікарню, там моя невістка лікар чергувала.
Хлопець з автомайдану відвіз мене, зробили всі процедури. Лікувалась вдома, син лікар і невістка теж, робили крапельниці, уколи, бо в лікарні було страшно. От і вся історія.
В перші дві ночі на Грушевського я теж була, трохи поранено було руку осколком. Але це все дрібниці в порівнянні як жорстоко катували і вбивали наших хлопців. Я приходжу на Майдан, коли важко на душі, щоб помолитись за душі загиблих.